Пари

к нему, он увидел обновленную, совершенно иную женщину. Она уже позволяла укладывать себя, как ему вздумается. Нависая над ней, он прикидывал эффекты, судорожно похихикивая, оценивал откровенно распутные позы, в которых он брал её, как хотел, изощрённо, без нежности, нарочито грубо...

Лена безмолвно дышала. Молчаливая и податливая, она действовала на него как красная тряпка на быка, всё больше распаляя изощренное воображение.

— Тебе не стыдно спать со мной после всего, что произошло, а? Ну, конечно, нет. Наверное, тебе, бесстыжей девке, понравилось там на дачке? Я думаю, надо будет повторить этот номер... — Николай крутил пальцами ее соски. — Признайся — ты безостановочно кончала там? Да? Ну-ка?

Груди Лены в руках любовника стали сжиматься.

— А-а! — закричала она от неожиданной ...боли.

— Лежи. Как насчёт грубого секса? Боишься? — она оторвала его руки и выскользнула из кровати. — Плохая девочка. Очень плохо...

От наглого обращения белоснежные груди покраснели. Леночка уставилась на любовника:

— Слушай, чего ты хочешь? Ты ведь даже не извинился передо мной за дачу. Ты хочешь, чтобы я ушла?

Похоже, его позабавил её всплеск. Николай примирительно оскалился в улыбке. Она вернулась к нему в постель.

Войдя в нее и заставив застонать, снова сжал груди, и принялся выкручивать беззащитные соски.

— Признайся, кончала там в гараже? — все продолжал спрашивать он, вглядываясь в покрасневшее лицо разомлевшей Лены, наслаждаясь своей властью над нею, ее смущением. Он мучил груди и спрашивал до тех пор, пока бедная женщина не застонала в голос и, спрятав от стыда лицо у него на груди, прошептала обреченно:

— Да, кончала. Ты доволен?

Признавшись в этом, Лена заплакала. А Николай был и вправду доволен...

Постепенно он стал охладевать к ней. Просто иметь красивую тёлку, свою сослуживицу, не доставляло больше удовольствия, уже не было той первой новизны, того нетерпения. Он получал то, что хотел, она доставляла ему радость, но в тоже время встречи были похожи одна на другую. Ему постепенно надоело.

Однажды, когда они днём лежали в постели, он заговорил о Викторе. О том, как он — его друг — несчастен, как он занят на работе, как отдает всего себя общему делу — процветанию фирмы. Несколько словосочетаний — «усмирение своей гордыни», «необходимая отдача» — он повторял чаще других. Елена, прикрывшись одеялом, лежала спиной к нему, ощущая внизу ощупывающую её руку. Чем больше он разглагольствовал, тем отчётливей в трюмо напротив она видела страх на своем лице.

— Пожалуйста, — говорил Николай убедительным тоном человека, которому тоже не нравится этот разговор, но из-за долга приходится. — Мы никому об этом не расскажем. Только я, ты и он. Просто он так давно любит тебя...

Она, уткнувшись в подушку, горько разрыдалась. То, к чему он её склонял, не находило в ней никакого отклика, кроме отвращения и ненависти.

— Дай ему. Прошу. Пожалуйста, — упорно просил Николай, накручивая на палец один из её каштановых локонов. — Тебе же ничего не стоит...

— Я не шлюха... — тихо и как-то потерянно сказала она.

— В каждой женщине есть немного от шлюхи...

—