ему так угодил. Или это ему опять романтика в голову ударила?
— Я уже не работаю, — осторожно говорю я, — но если вы хотите повторения нашего вчерашнего... общения, то я не против.
А и в самом деле, почему нет? Мне с ним было хорошо. К тому же он вряд ли отпустит меня с пустыми руками. А даже если и отпустит — я хоть ненадолго отвлекусь от нынешнего безрадостного бытия.
— Пойдем со мной, — и он безапелляционно поднимается.
Мы молча идем друг рядом с другом прочь из уже осточертевших мне за один день портовых кварталов, в направлении королевских садов. Они хоть и называются так, но король в них гулять не заходит — у него есть сады при дворце, охраняемые намного лучше. Сады занимают огромную площадь, и тянутся от дворца почти до входа в квартал ремесленников. Они огорожены, и каждый вход охраняется стражниками. Нас пропускают без вопросов, так как Айк — благородный, а меня принимают за его слугу. Мы идем по дорожке, небо полыхает закатным багрянцем, стрекочут какие-то кузнечики и прочая мелкая поебень... ой, то есть дребедень, разумеется. Романтично, конечно, но трахаться здесь я не очень хочу — все эти травинки-веточки так и норовят впиться в самые нежные места, а мошкара постоянно пытается влезть в неподходящие для нее отверстия.
Когда мы заходим достаточно глубоко в сады, Айк останавливается и поворачивается ко мне.
— Далиен, уезжай со мной в форт Зирракс, — вдруг говорит он.
Я от удивления аж дар речи потерял. Что? Куда? Зачем?
— Ты мне нравишься и я хочу, чтоб ты стал моим наложником, — пожимает он плечами с таким невозмутимым видом, будто предлагает мне передать солонку за столом.
Что за нах? Это шутка или я перепил? Я зажмуриваю глаза и мотаю головой, но окружающий мир выглядит реальным, а Айк — серьезным. И ждущим ответа. Наложником значит. После разового траха. Охренеть.
— Я... Вы уверены? — глупо спрашиваю я.
— Конечно уверен.
— Но я шлюха.
— Мне об этом известно. Особенно учитывая обстоятельства нашего знакомства.
— Я эльф.
— Я заметил.
— Я мужчина.
— Это я тоже заметил.
— Я вас старше в полтора раза.
— Мне все равно.
— А вашим родителям?
— Далиен, — вскипает он, — хватит придумывать отговорки. Да или нет?
Я молчу. С одной стороны — нищета, вымогатели и пьяная солдатня на вонючих тюфяках. С другой — позиция ненавистной для родителей, солдат и прислуги остроухой подстилки, соблазнившей юного неопытного героя и живущей за его счет. И с увлечением затравливаемой публично, когда надоест оному юному герою. Чем-то похоже на выбор между повешением и утоплением. Айк растолковывает мое молчание по своему:
— Далиен, я понимаю твои сомнения. Мы ведь знакомы не так уж долго. Но поверь, я постараюсь, чтобы со мной тебе будет не так уж плохо. А захочешь уйти — силой держать не стану. Что тебя смущает?
Я не могу точно сказать, что именно смущает меня. Казалось бы, надо с радостью цепляться за такую возможность. Только как-то я не верю в свою