После Шелони

длинную темно-коричневую колбаску, которая теперь покачивалась прямо перед устами новгородки. Наконец, Ибрагиму удалось, надавив на потаенные точки, раскрыть рот лежащей под ним девушки и первый кусок кала упал в широко раскрытый алый рот Луши.

Толпа пленных ахнула:

— Бох ты мой!

— Ой, сма-ари!

Московитские воины молча наблюдали за происходящим. Редко-редко дружинники позволяли себе дать циничный совет татарину или лишний раз укорить девок:

— Тако тебя твои хозяева Борецкие бесчестили?

Несчастная девушка все еще пыталась сопротивляться, за что озлобившийся татарин крепко ухватил руку полонянки и размазал свое дерьмо по лицу новгородки.

— Глянь, как у поганца возстал! — Закричала одна из девок.

— Паки руцей помогает! Ща пялить зачнет!

Ибрагим и впрямь свободной рукой залупил свою немаленькую снасть и стал ее оглаживать, в то время, как Луша, зажмурив глаза, судорожно глотала татарское дерьмо, просто чтобы не задохнуться.

Однако после того как ей пришлось проглотить говно, девушка словно потеряла ум и лишь смотрела невидящими глазами куда-то поверх голов воинов, когда Ибрагим задирал на ней сорочку. Два молодых смешливых ратника помогли татарину за руки и за ноги перевернуть новгородку на живот, и теперь он старательно харкал смрадной слюной в межножие девки, между делом готовя свой уд к бою.

— Щас ей тако вставит, что цельну седмицу дыра закрываться не будет! — Громко сказал пожилой десятник.

Татарин двумя руками взялся за жопу Луши и, раздвинув белеющие в сумраке половинки попытался с размаху воткнуть свой вздыбленный хер внутрь невинного юного существа. Как и предполагалось, первая попытка оказалась неудачной, Луша взвизгнула и попыталась вырваться, однако сильным ударом по затылку Ибрагим ткнул девушку лицом в сухую жесткую землю. Ибрагим не оставлял попыток овладеть не предназначенным для него проходом, Луша лишь тихо стонала. Наконец головка огромного органа проникла в самый притвор задницы полонянки, а неутомимый татарин вогнал член до самого корня в горячее извивающееся тело. Последовал дикий вскрик и девушка потеряла сознание. Татарин-же рычал, его лицо раскраснелось и он все насаживал и насаживал бесчувственное тело на себя до тех пор, пока не изверг в кишки пленницы свое семя.

Стояла тишина. Сова ухнула в недалеком, медленно темнеющем лесу. Невозмутимые новгородские сосны с любопытством наблюдали за происходящим. Еще живая Луша, со связанными нанизанная задним отверстием на тупой покосившийся кол, смотрела невидящими глазами на уходившую вдаль колонну, чему-то улыбалась ртом с запекшейся кровью в уголках.

Дальнейший путь протекал без остановок. Девок ждали рынки Крымского и Астраханского ханств.