две грабли ее мне на задницу ложатся и сжимают ее как экспандер. Стою не двигаюсь, понимаю, что дальше еще хуже будет — и правда, одна рука ее в мои брюки лезет и начинает там шабуршать, а сама она уткнулась мне в шею и пыхтит как паровоз. Поворачиваюсь, пытаюсь вывернуться, но поздно — этот плотоядный мамонт своего теперь не упустит. Зажимает меня как тростинку и начинает лобызать. Было бы у меня хоть раз в жизни с телкой нормальной — никогда бы на эту махину не встал, но херу моему на безрыбье и тюлень рыба. А ей только этого и надо — как увидела мой тарчун, так и тащит сразу меня на свое лежбище, бросает на спину, а сама сверху падает и топит меня в своей жировятне. Куда не глянь — везде она, так ребра сдавила, что дышу еле-еле, и свободно себя чувствует разве что мой елдак в ее щели.
Глаза закрываю и пытаюсь себе представить, что я в санчасти и на мне сейчас скачет Наденька. А тяжелая она такая, потому что в руках у нее пулемет. Сисечки ее скачут в такт движениям, а с губ то и дело срывается стон... нет, ну не может Наденька так стонать. Так стонать может только животина с хоботом. Ну точно, Антонина Павловна — мамонтиха. Открываю глаза. Перед лицом моим скачут дыни. Кладу на них руки, чтоб не мельтешили так. Дыни на удивление теплые и мягкие, и если воспринимать их отдельно от остальной тети Тони, то вполне себе ничего. И тут меня накрывает, ну как там обычно пишут, «волна блаженства». Заливаю, в общем Антонину Павловну своей малофьей, а она, кажись, и довольна. Может тоже свое получила, а может и просто рада, что чавкалку свою проветрила. «Спасибо, говорит, Алексей, что выручил, вот тебе 200 руб. Да бери, бери, не стесняйся, сантехник бы с меня в два раза больше взял».
... По вторникам, как завелось, я помогаю Александре Евгеньевне из 57-й. Александра Евгеньевна — человек искусства, так мать говорит. Работает она в музыкалке через дорогу от нашего дома, растит там новых Рахманиновых и Бетховиновых. С виду такая сухенькая, губы всегда поджаты, зато осанка прям царская. И одета все время как будто в театр идет, на каждом пальце по перстню, прическа высокая.
Меня никогда сразу не приходовала — сначала зарядит лекцию часа на полтора про картины какие-нибудь или музыку эту свою, потом еще мораль прочтет о том, что мне надо духовно расти, а ее долг росту этому поспособствовать. То, что Александра Евгеньевна педагог со стажем заметно сразу, и мной она командует как своими учениками. «Штаны снимай, иди в ванную, мыло бери, теперь смывай, на кровать ложись». Дальше мне положено смотреть на то, как она раздевается и возбуждаться по этому поводу. Стриптизерша из нее прямо скажем херовая. Вот она расстегивает молнию на платье и медленно стягивает его через голову. Я вижу