сцепились руками и ногами, вжавшись друг в друга, как греко-римские борцы, тёрлись лобками (мой выбритый, её волосатый), пока мой пыром торчащий перчик не начал конвульсивно вздрагивать, посылая в мозг чудесные сигналы освобождения. Чтобы усилить эффект мы слились в поцелуе, языки наши сплелись, я, как властный мужчина-доминант, лежавший сверху, ввёл язык Ире в рот. Она не возражала, тянула меня, обсасывая. Я сладко агонизировал, кончая. Выходить мне не хотелось, я наконец обрёл счастье. Ира уже давно представлялась мне замечательной женой, прекрасной невестой, заботливой матерью моих детей.
— Я люблю тебя, — произнесла она в самое ухо, и я откликнулся поцелуями и равнозначным признанием:
— И я тебя.
Мы продолжили обниматься и целоваться. Через два часа всё закончилось. Эрекция сдулась так же легко, как и возникла, и потом уже не появлялась.
• • •
В начале декабря к нам в гости неожиданно зашёл младший брат Гарри Миша. Без предварительных договорённостей с мамой или сестрой он нарисовался в дверном проёме, подковырнул носком одну пятку, вторую — так он снимал кроссовки, скинул синий пуховичок, шапочку с помпоном. Миша оказался весьма симпатичным молодым человеком: кругловатое лицо, пухлые губы, голубые глаза. Подтянутый стройный Гарри встретил брата-неформала нежными объятиями:
— Привет, — запел Гарри, делая вид, что хочет поцеловать Мишу.
— Да отстань! — тот вывернулся, сконфузившись, поглядывая на нас с улыбкой.
Мы втроём изучали «братэллу», как его в шутку называл Гарри. Миша даже на свадьбу не соизволил явиться, а тут вот нарисовался. У Миши была дорогая серёжка в одном ухе, густые чёрные волосы водопадом спадали до плечей, закрывая часть лица. Цветастый шарфик удавом опутывал шею. Толстый свитер из бежевой ангоры, шерстяные штаны в клеточку бурого цвета, носочки, жёлтые, в тон шарфику, создавали образ художника, которым Миша по сути и являлся. Он учился на художника-аниматора.
Говорил он витиевато, невпопад, с интонацией, которая часто, пока мы пили чай, вводила нас троих в ступор. Гарри подтрунивал над братом, щипал его за пышные бока. Миша был плотно сложен. Клетчатые штаны сидели в облипку на круглой заднице и болтались как брюки-клеш внизу, хоть изначально так и не планировалось.
— Я надеюсь, вы меня простите за то, что я не смог попасть на свадьбу и раньше к вам не заходил. У меня были кое-какие непредвиденные обстоятельства.
— Да, конечно, — мама оставалась вежливой до конца. — Очень хорошо, что ты зашёл...
— Я не договорил, — Миша многозначительно смерил маму взглядом, в котором просматривалась доля презрения.
Мама тут же смутилась и замолчала. Мы тоже притихли, Миша легко возбуждался, становился в позу обиженного, если можно так сказать.
— Извини, — промямлила мама, а Оля хмыкнула. Я тоже прикрыл губы ладонью, чтобы скрыть улыбку.
— Так вот, — Миша сел ровнее, готовясь к официальному заявлению. — У меня было нервное расстройство, и я не мог ни с кем общаться.
Он говорил, едва открывая рот, приняв слишком безразличный тон. Мы, конечно же, понимали, что ему тяжело даётся признание.