Мамины сапоги

плаща, задирала юбку. Затем, повиливая бедрами, спускала трусы до сапог и, придерживая подол юбки, чтобы не обоссать одежду, присаживалась на корточки. Иногда я даже видел ее заросшую черной волосней пизду. Тогда, в семидесятые годы прошлого века, бабы не подбривали свои мохнатки. Моя маман, правда, периодически брила пизду отцовской бритвой с безопасными лезвиями, которыми, на самом деле, можно было вполне нормально порезаться. Что «безопасная» бритва совсем не безопасная я понял, когда начал сам бриться. Но не будем отвлекаться.

А однажды я видел, как мать присела посрать. Осенью мы поехали на дачу и ходили по грибы. Отец предыдущим вечером перебрал самогонки, и в лес мы пошли с матерью вдвоем. На ней были высокие резиновые сапоги. Они не были похожи на резиново-калошные изделия краснознаменной фабрики «Красный богатырь», которые носили большинство советских деревенских жителей без различия пола и возраста. Ее дядька работал несколько лет в Лондоне в посольстве водителем и привез матери в подарок английские резиновые сапоги. Они были бежевого цвета, на каблуке, с зауженными мысками, на не толстой (в отличие от отечественных сапог) подошве. Голенища были выше коленей, и чтобы надеть эти высоченные, как мне тогда казалось, сапоги, на щиколотках были вделаны короткие «молнии». В пруд в них не полезешь — вода заливалась бы через «молнии», но в лес сходить можно было. Сапоги были утепленные, на шикарной ярко-красной подкладке из какого-то неведомого мне, но приятного на ощупь ворсистого материала. Само собой, я обувал их (сначала тайком) от матери и помню, какое возбуждение ощутил, натянув эту пару резиновых ботфорт. Что такие высокие, выше колена сапоги называются ботфорты, я узнал позже. Резиновые голенища плотно охватили мои ноги и мой писюн сразу встал. Так вот, она в тот раз она была обута как раз в те чудесные ботфорты, в которых и по Москве можно было пройтись, не краснея за фасон. На белье мать никогда не экономила. На дачу она поехала в грации и черных капроновых чулках. Я успел разглядеть ее белье предыдущим вечером, когда мои подгулявшие родители решили, что я пошел спать на второй этаж, и отец стал ебать мою маму. Тогда я впервые увидел сношающихся родителей. Мы приехали в деревню засветло, днем. Отец затопил печь, мама накрыла на стол. Мы поужинали, родители выпили на двоих бутылку оставшейся с лета самогонки, которую мастерски гнал местный абориген, дед Иван Васильевич, который за свою жизнь покидал деревню лишь раз во время войны, когда ушел на фронт. Почаевничали, и меня отправили спать на второй этаж.

Я успел улечься в постель, но в ночи в деревенском доме в полузаброшенной деревне, расположенной в нескольких километрах от ближайшей трассы, все отлично слышно. Сначала я услышал материнское пьяненькое хихиканье, потом движение передвигаемых стульев, шарканье ног, а потом скрип кровати. Мне стало любопытно, чем там занимаются родители и я потихоньку прокрался вниз. Дверь в комнату была не