Утонуть и уплыть

вырваться какие-нибудь дурацкие, никому не нужные слова, его ртом завладевает Сэм, сцеловывая извинения и отговорки.

Он укусами пробивает себе дорогу, терзая острыми зубами полный изгиб диновых губ, пока они не раскрываются перед ним. Он не знает, что означают отчаянные постанывания Дина: боль или возбуждение, — ему плевать. Только одно имеет значение: Дин подчиняется ему, капитулирует. Сдается — по крайней мере, в этом.

Поцелуй заставляет Дина отступать назад, пока он не впечатывается спиной в стену, а сэмов рот всё ещё на его губах, сэмов язык толкается в его расслабленные губы, сэмов член трется о заостренную линию его подвздошной кости, словно, будь одного сэмова голода довольно, они трахались бы уже сейчас.

Дин рывком отворачивает голову и втягивает в лёгкие воздух. Сэм чувствует, что он дрожит, и инстинктивно усиливает хватку. После его поцелуя рот Дина кажется мягким, тёмным, помятым. Ему хочется трахнуть этот рот, толкнуть Дина на колени и вжимать его голову в свой пах до тех пор, пока Дин не начнет втягивать его в себя глубже и глубже с каждым вдохом. Ему хочется облизывать эти губы, покрывать их легчайшими, нежнейшими поцелуями, которые умоляют дать ему второй шанс лучше, чем любые сэмовы слова.

— Ты бросил меня, — шепчет Сэм Дину в висок.

Он видит, как ресницы Дина вздрагивают, и Дин закрывает глаза; у Дина угольно-чёрные ресницы, и от них на щеку ложится чернильная тень. Сэм ненавидит ту перемену, которую видит в Дине. Но это не его вина. Он в этом уверен. С ним Дин никогда не был так сломлен. А если это его вина, что ж, Сэм всё исправит.

— Я ушёл, когда у тебя пожелтели глаза, Сэмми.

— Это по-прежнему я.

Дин смотрит на него прямо. Потом наклоняет голову обратно к Сэму, без слов подставляя ему свой рот. Его ответ значит для Сэма едва ли не больше, чем поцелуи, но прошло три месяца, и Сэму кажется, что только для того, чтобы забыть о них, ему придётся целовать Дина ещё три года.

Он спиной ведёт Дина в свою спальню, его губы не отрываются от диновой челюсти и горла, его руки с отчаянием и благоговением гладят диново тело. Край кровати бьёт Дина под колени, и Сэм толкает его вниз. Начиная его раздевать, он нежен и осторожен, но чем больше загорелой кожи он успевает обнажить, тем грубее делается. Дин так легко уступает, так просто позволяет Сэму брать всё, чего ему хочется. Дин похож на тряпичную куклу, и только член наливается силой, словно наперекор вялой расслабленности тела.

Притворяться бесполезно. Сэм это знает. Он знает, что Дин точно так же неспособен сопротивляться ему, как он неспособен сопротивляться Дину. Для них нет выхода из этой связи, разве что ногами вперед.

Сэм едва касается костяшками пальцев натянутых мускулов над диновым лобком, и его ноги мгновенно раздвигаются перед Сэмом. Дин закрывает глаза, отворачивает лицо. Розоватый румянец вспыхивает вдоль линии его скулы, как будто