раздирал ей глотку. Ощущение рвоты накатывало на нее, но она сдерживалась. С этой минуты она управляла процессом. Она сама добровольно надевала себя на его член. Заглатывала его целиком, а дискомфорт, возникающий внутри от упирающейся головки, стал даже неким индикатором того, что он находится у нее во рту без остатка. Наряду с губами, охватывающими основание и ее носиком, погружающимся в пышную растительность.
— Ну вот, — прокомментировал Николай, закуривая вторую сигарету, — можешь же когда хочешь!
Она продолжала. Надо сказать, без его участия, без его агрессивных проникновений, она справлялась с этим не хуже, и, более того, вновь начала себя чувствовать достаточно свободной, всецело самостоятельно определяя свои движения, ритм, и, самое интересной, необходимой женщиной. Да, она была ему необходима! Необходима, чтобы он расслабился.
— Вот так, умница, — проговорил Николай, — Да ты превосходная соска.
Так продолжалось некоторое время. Затем Николай, докурив сигарету, произнес:...
— Хорошо, хватит. Давай поднимайся и разворачивайся.
Она оторвалась от его достоинства, безропотно поднялась и развернулась.
— Наклоняйся уже, — нетерпеливо сказал Николай, слегка толкнув ее в спину, — Совсем летишь что ли?
Она наклонилась, слегка согнув колени, и руками раздвинула ягодицы.
— Вот, — произнес он, грубо войдя в нее, — упрись во что-нибудь.
Она положила свои руки на подоконник. Он снова стал с энтузиазмом жестко и дерзко натягивать ее.
— И, вообще, — продолжил Николай, — заканчивай из себя строить недотрогу. Через тебя уже, небось, рота солдат прошла, а ты до сих пор ведешь себя как девственница. А? Я не прав?
Она не проронила ни слова. Она не собиралась вступать в спор. Конечно, у нее не было роты солдат, но то, что он был не первый, это было очевидно.
— Что молчишь? — не унимался Николай, — Нравиться, когда тебя мужики имеют? Нравиться быть бабой? Нравиться когда дерут как сидорову козу? А?
Она, по-прежнему молча, внимала его словам.
— Ладно. Можешь не отвечать, — продолжал он, — я знаю, что ты тащишься от этого. Не так ли? Давай уже помогай мне!
Она не понимала, чего именно он от нее хочет и чем ему помочь. Но после этих слов она кожей ощутила обжигающую боль по всей левой ягодице. Он хлопнул по ней раскрытой ладонью.
— Ай, — вскрикнула она.
— Не визжи, сука, — прикрикнул он на нее, — ночь на дворе! Подмахивай, давай!
Ей стали ясны его требования, но не совсем было ясно, как она, стоя наклонившись на ногах, чуть согнутых в коленях, упираясь в подоконник, может вообще не только подмахивать, но и двигать хоть как-то телом. Однако она попробовала изогнуться в пояснице. Еще раз. Еще. И вот она уже вторила ему в такт.
— Вот так, — произнес он, — соображаешь!
Его движения участились. Она сбилась с ритма. Он практически насаживал ее. Казалось, что близится конец. И верно. Мощнейший толчок сзади. Он плотно прижал ее к себе и остановился.
— Да-а, — произнес Николай, видимо от нахлынувшего удовольствия.
Она ощутила движение внутри. Содрогание. Первое вздрагивание. Затем еще одно, сильнее. Еще. Еще, но уже слабее. Тепло разлилось в ней.