было лысое, толстое и сильно в возрасте.
Начал накрапывать дождь. Я решила сходить в термы.
В бассейне, наполненном теплой лазурной водой, не было ни души. В шезлонгах — две-три дамы неопределенного возраста, один длинноногий мужчина в солнцезащитных очках... Знакомый профиль... Франческо!
— Чао, беллиссима, комэ стай?
— Сто бене, грацие Дио... Э ту?
Дальше про дождь, погоду, местные вина, и как добраться до Венеции — поездом, автобусом или на такси.
— Брось. Вечером встретимся, посидим, а утром отвезу тебя в Венецию. Сходим в хамам, Вика?
Там, в облаках пара, он выглядел как бог Пан — не хватало флейты и рожек на продолговатом, красивом лбу. Сама себя я чувствовала самкой сатира, с грудью и животом женщины, и с козьими ногами, покрытыми мягкой кудрявой шерстью.
Франческо овладел мною как животное, сопя, грубо, быстро, теряя слюни, не обращая на меня никакого внимания: так фавны и сатиры, распялив ноги козочек, смотрели, как те умирают под ними. Я видела бронзовую статуэтку на этот сюжет, и сама себя представила беспомощной самкой, по шерсти которой катятся слезы скотского восторга...
Вечером мы не встретились, потому что условились сразу на утро, на семь часов возле автобусной станции. Заехать в отель он не решился (репутация).
... Утром я ждала Венецию. За окном проносились плоские равнинные пейзажи: камышовые заросли, поля, оливковые рощи. Кофе мы пили в ресторанчике, который держит тетушка Адриано Челентано. По пути Франческо заехал в Порденоне: показать старинную водяную мельницу на древнем канале, в омутах под которой ходили огромные щуки, я видела их сквозь воду.
Наконец, пульман пошел через лагуну, усеянную вершами, полную барок и лодок, вот показался купол Реденторе, вспыхнули стены Санта — Мария-делла-Салуте...
— Сколько дней ты здесь будешь?
— Три. А потом... потом будет Рим. Я купила экскурсию. А потом — Москва.
— Я тебя найду.
— Не найдешь, Франчо. Это я тебя найду. Если снова захочу сатира с трупами слева по борту. Или вот прямо сейчас, потому что там, куда я иду, тоже будет Франческо.
Мы поцеловались, и я, дважды оглянувшись, пошла через мост в Конфратернита деи Фрари. Базилика, в которую не водят наших туристов, и битком набитая Тицианом, Тьепло и Пьеро дела Франческа.
Я шла по узким тесным улочкам, поворачивая на указателях, из каждого бара и лавки в мой адрес сыпались комплименты, меня снимали прямо на ходу:
— Эй, белла! Альмено аскольта...
— Ти амо, дольчиссима! Ти вольо бене!
Приятного мало, потому что, хоть и есть ощущение, что ты — Джина Лоллобриджида, но всякий знает, что когда даму зазывают во весь голос, за даму ее, собственно, никто и не держит. И это еще мягко сказано. Но именно это, вот это самое меня возбуждало, заводило, изводило. Я готова была лечь вон в тот травертиновый фонтан на крохотной площади, и кончать, кончать, кончать под возгласы и аплодисменты со всех балконов.
Но взять меня должны смуглые, красивые, сильные руки. Такие, которые выберу сама. Говорят: «Мечтать вредно...» Как оказалось на практике, мечтать не вредно..
... Он