ночь.
— Ты можешь орать по тише, у меня голова раскалывается!? — Я стал вспоминать, где у нас лежит аспирин. Мысль об одежде как то все еще меня не посетила.
— Ну все!... — Еще более взбесившись от моего игнора, она развернулась и помчалась в мою комнату. Но в комнате все еще находилась в блаженном неведении Оксана. Слава Богам, она уже наверное успела накинуть на себя те веревочки, которые совершенно незаслуженно именовала Нижним Бельем. Стоит ли упоминать, что Анька мою бывшую не переносит на дух? Перед моими глазами мгновенно пролетели сразу несколько вариантов событий, и я понял, что от всего этого начал сильно злиться, ибо сейчас Анька увидит кто это, окончательно сойдет с ума и вышвырнет эту дуру из квартиры вон. Сестра у меня довольно сильная для девки, одно время она даже ходила вместе со мной на тренировки.
Я оказался прав. Через мгновение перед дверями кухни показалась процессия: высокая полуголая блондинка Оксанка, неестественно вывернувшая голову вверх и назад, со своими шмотками в руках; и толкающая ее одной рукой, а другой рукой схватив ее за волосы, Анька на голову ниже, с растрепавшимися черными как смоль волосами до пояса. Загремели ключи во входной двери, и Оксана вылетела на лестничную площадку как есть босиком, а за ней полетели ее вещи. Дверь закрылась.
— Меня заебали твои шлюхи, которых ты норовишь привести домой! А эту, чтобы я вообще больше не видела, ты понял?!?! — Совершенно вне себя проорала Анька, подлетая ко мне.
— Закрой свой рот! — Я хотел еще сказать, чтобы она не лезла не в свое дело, но тут на мои лицо и тело посыпались удары. И не каких то там ладошек, а нормально поставленные удары кулаками. И, хотя к боли от ударов по лицу и по корпусу я не чувствителен, тем более такими маленькими кулачками, но она, конечно же, заехала мне по яйцам, раз уж я все еще голый. Внизу как будто что то лопнуло.
Ну все!... Через силу выпрямился и ударил в ответ, разок, потом другой, с наслаждением. Она упала. Превозмогая боль в промежности, кое-как поднимаю это тельце и тощей задницей вперед уношу в ее комнату. Там я швыряю сестру на кровать, громко хлопаю дверью и ковыляю к себе.
Ярость так и не смогла разгореться по-нормальному, уступив место боли. Ядовитый огонь бушевал в яйцах, а колокольный перезвон стоял в голове. Ну, хотя бы от Оксаны избавился.
О, Боги, тяжелое утро.