Школа Призраков

сообщение: убей меня! — пользователю Ashiro?», «хотите, отправить сообщение: я хочу, чтоб ты мной овладела! — пользователю Ovami the best?»,

«игнор», «игнор», вытащите из этой бездны, или «ни одного письма», или никак, но нет, прошу, помогите, спасите от этого, «извините, эта функция невыполнима», они сошли с ума, Призрак сошел с сума, мир сошел с ума, первооснова потеряла свою веру, и тогда в душе порождается космос, его пустота, его холод, его безразличие, его пустота, пустота, пустота, уже не радостно, уже не хочется говорить, не хочется задерживаться в школе, не хочется увлекаться чем-то, не хочется кого-то изнасиловать, любительницу содома, миссис Овамо, помучить, помучить как она мучила, порвать плоть, желание говорит о своей подавленности, приглушенности, о своем нежелании порвать эту теплую плоть, не желании использовать свои бонусы, своих честно заработанных пленных, свои чувства, свою сперму, свою ненависть, но не хочется, приглушенно, гниющее, не хочется, не хочется дальше так жить, хочется убежать далеко-далеко, спрятаться, приглушить

собственный страх, стать никому неприметным червячком, живущим где-то глубоко-глубоко под землей, жрущим отходы чужих жизни, жрущим чужие отходы, еще горячие фекалии девственниц, понос пленных детишек, кровавое говно миссис Овамо, отказывающимся от насилия над другими, от насилия над тобой, от насилия над собой, от проклятого самонасилия, от вождя, от коммунизма, от фашизма, от Северной Кореи, и тогда в душе порождается космос, космос от проклятого себя, от своей прокаженной души, замерзшей в этом вселенском холоде, испортившим нос этим второсортным наркотиком, хибомом, трупной вонью, которая повсюду, везде, в нас, в зажравшейся приглаженности, в стремлении питаться этим говном, этой вселенной, этим холлом, этой сжирающей пустотой, пустотой, пустотой, пустотой...

Раздался звонок, зазывающий в тесные стены кабинетов.

Призрака передернуло. Воспоминания порождали в нем черный огонь, болезненно выжигающий ошметки души.

Даже смешно...

— И так дети, — сказал Воронов, встав из за стола. Голос у него был твердый, но тихий. — Меня зовут Ицюри Воронов Ли Сакко. Но можете называть меня просто Воронов. Сегодня у нас, — слово «нас» он выделил особенно твердо, — первый урок нового предмета, включенного Министерством Образования Кореи в программу и одобренного вождем. Урок называния Танатология.

Отличница Имари первой подняла руку.

— Да, — кивнул Воронов, — спрашивай.

— А что мы будем проходить? — Имари поправила свои темные, собранные в тугую косу волосы и заинтересованно посмотрела на учителя. — Да, и что такое Танатология? Это какое-то русское слово?

Тот улыбнулся, и высоко задрав голову, закинул руки за спину. Принял эдакую позу командора.

— Танатос это не русское слово, не беспокойся. В переводе оно означает «смерть». Ее-то мы и будем проходить.

— Что-что проходить? — изумилась Имари.

Со второго ряда послышались тревожные шепотки.

— Смерть, — повторил Воронов, медленными шагами приближаясь к девочке. — Великую и непостижимую науку, которая существовала во все времена всех столетий, но, конечно же, в несколько иных, примитивных формах. — Он положил руку на парту, пристально посмотрел на Имари. — Можно избежать с физическими экспериментами, можно укрыться от правописания, математики, литературы, комуноведенья, но вам никогда не избежать