и мать. Я сдавленно мычу, мой член прорывается всё дальше в глубины влагалища моей дочери. Юля подо мной мучительно стонет, впиваясь в мою спину ногтями. Её бёдра обхватили меня и прижимают к себе. Из этих объятий не вырваться.
— Давай, папочка, трахай меня, — сбивчивым голосом шепчет она.
Её дыхание обжигает моё ухо. Я начинаю двигать бёдрами, сначала медленно, словно боясь её порвать. Но постепенно я наращиваю темп. Мой член легко скользит в её щёлке, внутри так горячо и влажно. Вот так, без презерватива, естественно, натурально, дико приятно. Я трахаю её, быстро, страстно, вгоняя член в её чавкающее лоно. Юля стонет мне в ухо, ещё больше заводя меня.
Её бёдра так крепко прижимаю меня к себе, что я не могу даже выгнуться. Я чувствую, что скоро кончу, но не могу вырваться.
— Дочка, я скоро...
— В меня, — шепчет она мне в ухо. — Кончай в меня...
— Но...
Она ещё крепче прижимает меня к себе, а её вагина сжимает мой член своими мышцами. Я делаю пару движений и бурно кончаю в свою дочь. Моя сперма заливает её влагалище, Юля блаженно стонет и отпускает меня. Я стою на руках над ней. Пот с моего лба капает на её обнажённую грудь. Мы тяжело дышим, наши тела покрывает влага. Мой член опадает и выскальзывает из её влагалища.
Страсть утихает, и я осознаю, что натворил. В моих глаза появляется страх, но тут руки дочери ложатся на мои щетинистые щёки. Она припадает губами к моим губам, я открываю рот. Дочка страстно целует меня, со всей любовью и жаждой. Наши губы и языки сплетаются воедино. Она тянет меня к себе, я запускаю руки в её мягкие волосы.
В ту ночь оковы были сброшены! Раз и навсегда. Обратной дороги быть не могло. Мы совершили инцест, и он был прекрасен. Невероятное наслаждение, любовь и страсть, отец и дочь. Мы нарушили все правила и теперь были едины.
С той ночи лёд тронулся. Мы провели на даче уже неделю. Постоянно искали уединённые места, чтобы потрахаться. Оставляли Рустама с Ларисой, а сами ездили в город за продуктами. По дороге заезжали в лес и страстно трахались, как животные. Но мы с дочкой даже не подозревали, что не мы одни грешим в этой семье.