Только тех, кто любит кнут, мазохистами зовут

меня более не поднималась. Тут моя милая вдруг извернулась с быстротой кошки, и вцепилась в мое предплечье своими зубками! Я взвыл от боли, стряхнул ее с руки, и ремешок вновь заплясал по ее заднице! Несколько раз я промазал, и теперь красными были не только ягодицы Кати, но и ляжки. Эти удары я наносил уже со злости, особенно, когда увидел, что она прокусила мне руку до крови! В азарте порки я не заметил, что моя красавица уже кричала на всю комнату! После этого я, как и в прошлый раз, рывком насадил стоящую раком Катю на свой член, схватил ее ладонями за груди, и начал мять и сжимать их в такт своим движениям. Она кончила почти сразу, причем очень бурно. Сквозь сладостные стоны, она изливала слова благодарности в мой адрес. А вот я не мог кончить долго: из-за этой мерзкой сцены с поркой, и от боли в укушенной руке, мое возбуждение угасло, уступив место злости. Но, все-таки, после нескольких минут упорного труда, я излил свою сперму промеж багровых и горячих от побоев ягодиц Кати.

После всего произошедшего, я уже не мог оставить эту тему без внимания, и напрямую спросил Катю: «Ты что, мазохистка, что ли?» «Да нет, — поспешила она успокоить меня виноватым голосом, — просто эта забава с ремнем вносит некоторое разнообразие в отношения». «Ничего, себе — разнообразие, — удивился я не на шутку, демонстрируя ей свою прокушенную руку, — вон, смотри! Да и у тебя на жопу взглянуть страшно: как у макаки красная!» Я уже не сдерживался в выражениях. «Не сердись, милый, — Катя стала уже подлизываться, — ведь ты же хочешь, что бы мне было хорошо?» «Конечно, хочу!» — поддержал ее я, «Ну так и прости мне такие маленькие шалости!» — промурлыкала она сладеньким голоском, при этом ее голова скользнула вниз, и я почувствовал, что мой опавший член охватили ее нежные губки. «Хороши шалости!» — хотел было сказать я, но слова застряли у меня в горле, поскольку почувствовал, как мое естество наливается мужской силой, и с каждым движением головы возлюбленной меня охватывало возбуждение и удовольствие. В этом минете Катя превзошла саму себя: ее губки и язычок настолько нежно и ласково обрабатывали мой орган, что все это было похоже на волшебный сон. А уже перед самым извержением семени, Катя внезапно оторвалась от своего занятия, и вкрадчиво переспросила: «Ну, что, простишь?». Что я мог ответить в такой ситуации? Да, да и еще раз да! Услышав то, что и хотела услышать, Катя с таким воодушевлением завершила процедуру, что я потом еще долго вспоминал, как мой член, с судорожно сжатой мошонкой и разбухшей от наслаждения головкой выстреливал в ее милый ротик, который я так обожал целовать, одну за другой порции семенной жидкости.

А на утро у меня еще был разговор с родителями, которые учинили мне допрос, по причине ночных криков из моей комнаты. Мне все