морщась, наотрез отказались от участия в создании этого события. Но выход нашёлся сам собой, когда заворочался дремавший в углу пёс.
— Крайне некультурное животное! Надо как — то наказать, — Жопа тут же назначил его виновным за испорченный воздух.
— Только не больно, чтоб он даже ничего не почувствовал, — примкнула к нему Вонь.
— И не забывайте при этом, как мы с Бриджит радеем за бездомных животных, — напомнила о себе Де.
Вечером того же дня лежащий на столе жаренный пёс, покрытый аппетитной корочкой, отбеливал своё доброе имя, распространяя совсем иные благоухания, чем те, в которых его так несправедливо обвиняли.
Правда, триумф справедливости длился недолго. Не успел Жопа обглодать тощую задницу собаки, как, издав дикий вопль, в атмосферу снова проник гнусный запах. В этот раз взоры собравшихся обвиняли во всём тихо сидящего в клетки волнистого попугайчика. Скромная птичка и не догадывалась какая её ожидает судьба, если бы в дело не вмешалась стоящая неподалёку служанка:
— Сожрёте птичку, и тогда в следующий раз не на кого будет свалить ответственность за другие неловкие ситуации!
Крест, окрылённая милосердием своего амурного идола, надеялась даже поцеловать его, когда протягивала ему конский хлыст в минуту расставанья, но, ощутив мощь удара этого хлыста на собственной пухленькой попке, тут же изменила своё решение. Невозмутимый Жопа, дождавшись пока она прекратит стонать и кривляться от боли, очень просто объяснил свой безумный поступок:
— Запомни раз и навсегда — хлыст надо подавать в левую, а не правую руку!
Окунув, напоследок, пострадавшею в тонкости культуры поведения, он мирно поскакал...
Уж больно скверные у меня получились герои! Я даже хотел предложить служанке отравить их всех, а самой повеситься. Но всё — таки пусть останется хотя бы одна роза моего гуманизма, среди всего этого навоза. Да и Жопа, в принципе, не такой уж плохой парень — коня, к примеру, своего любит. Так что скачи, Жопа, скачи! А я пришлю тебе крепкую табуретку, чтобы коня легче любить было!