видимо итог суда был уже предрешен. Сразу после дачи показаний меня вывели из зала, но я, на какую-то секунду встретилась взглядом с дядькой, понуро сидящим под охраной конвоиров. Забуду ли я когда-нибудь этот взгляд! Он словно прощался со мной, без злобы, без радости...
Придя домой, родители сказали, что дали «этому мерзкому ублюдку» шесть лет. Но мне было все безразлично. А на следующий день вечером, когда мы с мамой сидели на кухне, готовя ужин, пришел с работы папа, и, не разуваясь, прошел к нам. «Мне сегодня позвонили на работу из милиции, — сообщил он — этот подонок ночью удавился в камере, не дождавшись отправки на зону. Да ему там по такой статье все равно бы жизни не было!» «Туда ему, скотине, и дорога!» — поддержала отца мать. А в моей душе словно лопнула какая-то натянутая нить».
На этом Ленкин рассказ оборвался. Она так и сидела в той же позе, в какой и начала повествование. Я тоже был как пришибленный — эта история никак не вязалась в моей голове с образом той Ленки, которую я знал. Чтобы заполнить затянувшуюся паузу, я спросил Ленку: «Так тебе его что, жалко, видимо?». Она лишь отрицательно помотала головой, затем легла к стене, и с головой закуталась простыней. У меня было чувство, что этот рассказ опустошил ее, отняв все душевные силы. Очень все странно! Так я сидел под впечатлением от услышанного еще минут десять, а потом, по ровному и глубокому дыханию девушки, я понял, что она уже спит...