Не плачь, Дурында

мне действовать дальше. Затаила дыхание. Одна пуговица другая, руки дрожат и не слушаются. Его кожа обжигает, его дыхание опаляет. Наконец расстёгнута последняя пуговица. Снимаю рубашку. Кулаки Сиденко и сюда добрались, большущий кровоподтёк красуется на плече. Бедный Лёшка... Дальше всё произошло инстинктивно. Непроизвольно касаюсь губами раны, желая утешить, желая взять его боль на себя. Лёшка вздрогнул всем телом.

— Дурында... — раздался его приглушённый стон.

Но меня сейчас почему-то совершенно не задевает ненавистная кличка. Руки Борового оказываются на моих бёдрах, притягивают к себе, усаживая на колени. Разве это возможно, вмиг разучиться дышать? Смотрит мне в глаза. Делаю то, о чём давно мечтала, обвиваю его шею руками, запускаю пальцы в волосы. Глаза приближаются, его губы осторожно касаются моих. Раскрываю жадно рот. Всё внутри кричит. Я готова, я жду, я хочу!! Не останавливайся! Осторожность, как рукой сняло. И эти пожирающие, сминающие, вбирающие в себя прикосновения, вызывают совсем другие чувства, нежели поцелуй Сиденко на дискотеке. Хочется раскрыться, отдаться, раствориться, растаять на этих губах с привкусом крови. Отвечаю ему, повторяю за ним. Захватываю в плен верхнюю губу, потом нижнюю, посасываю, втягиваю в рот его язык. Сейчас влажность поцелуя обволакивает, окрыляет, усиливает томление внизу живота. Я словно в жарком тумане, горячечном бреду. Перемещаю ноги, оседлав Борового, прижимаюсь к нему плотнее. Наши тела внизу разделяет только ткань его и моих джинсов. Лёшка стонет. Вбираю губами этот стон в себя, и долго смакую его пьянея, как от крепкого алкоголя. Никакая водка с соком не сравнится с этими ощущениями. Лоном чувствую его возбуждение, бугор между ног. Неосознанно трусь, толкаюсь об этот выступ.

— Лёшка, пожалуйста, прошу тебя, люби меня.

Из его горла раздался непонятный возглас, похожий на рык. Подскочил со стула, придерживая меня под попу. Повисла на нём, послушной ручной обезьянкой. Не отпусти, не урони, держи меня! Осторожно опускается, вместе со мной на тахту стоящую в правом углу летней кухни. Никогда не разожму объятий, никогда! Дальше Лёшка действует быстро. Вмиг алый топик отлетел в сторону, прикосновения, кожа к коже, бьют током, вызывая желание стонать в ожидании чего-то. Чего?... Пальцы ловко расстёгивают молнию на моих джинсах, сдёргивают их с ног. Ах, какая я развратная штучка, хоть ещё и числюсь девственницей. Тут же забрасываю одну из них на Лёшку. Делимся в поцелуе стонами, рычанием, нетерпением. Его пальцы ложатся на мои трусики, развожу бесстыдно бедра словно приглашая двигаться дальше быть настойчивей смелее, грубее. Кричу ему в губы, когда руки Борового касаются клитора. Как-же сильно, отличаются ощущения, которые вызывают его прикосновения, от всех других мной испытанных. Лёшкины в десять, в сто, нет в тысячу раз острее... Его пальцы творят волшебство, заставляя меня выгибаться мостиком, выть от удовольствия. Он шепчет что-то в моё ушко, но я не понимаю слов, они сливаются в какой-то гул, шум, который постепенно нарастает не только в голове, везде, во мне. Тело сковала мучительное сладкое