изменяет. Извини, вышло у меня это случайно... вернее сказать не совсем случайно, ну короче, неважно... Короче, она спит с чужим мужчиной пока ты в отъезде, ну и я, типа, узнала? — количество слов-паразитов просто зашкаливало... — Да, она трахается с любовником, — я понимала, что нужно выпалить все разом, пока навернувшиеся слезы не придушили мою возможность хоть как-то внятно излагать, — прости, что я говорю тебе об этом, но я не могу держать это в себе... Прости, но она спит с другим... — я как-то очень жалко и по-детски всхлипнула и протянула ему свой смартфон, на которой был заснят мамин адюльтер: — Вот тут вот все, можешь сам поглядеть!
Отец выслушал мою исповедь молча, и в его лице ничего не поменялось в первый момент, видать годы службы научили его держать удар. Он машинально принял из моей дрожащей ладошки гаджет, но, даже не взглянув на него, достал из кармана пачку сигарет, прикурил, щелкнув зажигалкой, и выпустил тугую струю дыма прямо в салон. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, и что он думал в эту минуту, я могла только догадываться.
— Извини, — папин голос звучал сдавленно, и было ощущение, что слова даются ему с трудом: — Извини, Ната, но это целиком моя вина!
Я сперва не поверила своим ушам, что он такое несет? Какая его вина? Уж не тронулся ли он умом от свалившегося на него «счастья» в виде моего откровения? Но все же я верила в силу рассудка своего отца, но понять пока не могла ровным счетом ничего.
— В смысле?
Отец снова затянулся горьким дымом, тяжело вздохнул и поглядел на меня:
— Я бы, конечно, предпочел, чтобы это так и осталось секретом для тебя, но раз уж так вышло. Не вини маму, виноват тут только я.
Я чуть не задохнулась от такого поворота? Все же в уме мой батюшка? О чем он, вообще, говорит? Я с тревогой заглянула его лицо, уже, было, открыла рот для гневного вопроса, но он жестом прервал меня:
— Подожди, не спеши, вижу, что спорить собралась. Давай я все расскажу тебя по порядку, а потом уж сама решишь, чьей вины тут больше и вообще...
Отец снова вздохнул и заговорил, говорил он долго, почти без пауз, прерываясь лишь на то, чтобы прикурить очередную сигарету:
— Все это началось не вчера, и даже не позавчера, а много-много раньше. Когда мы с твоей мамой поженились, и родилась ты, мы жили хорошо, даже очень хорошо. Но я был молод, горяч, не нагулялся видать, и у меня стали появляться интрижки на стороне, проще говоря, я изменял ей. И меня это дело так увлекло, что стал я настоящим бабником, ни одной юбки не мог упустить, превратился в настоящего маньяка, тащил в постель всех до кого мог дотянуться... Да, — батя скосил глаза на меня, но и сидела с каменно-непроницаемым лицом и молча слушала его.
— Так вот, — продолжил он, — на фоне