стекле, за которым проплывали путевые огни. Мое отражение смотрело на меня из мрачного зазеркалья испуганными и утомленными глазами, и что самое отвратительное, я узнавала в себе мамины черты, да-да, черты той самой женщины, которая обманывала отца, вот может в этот самый миг предавала все то, что было так дорого мне. И я ведь верила, что это было дорого не только мне. Было очень паршиво. Пару раз я вставала и выходила в тамбур покурить, благо народа в поезде почти не было, и каждый раз это не приносило никакого облегчения, и я словно во сне возвращалась на свое место, продолжая с ненавистью рассматривать свое отражение.
Была ли я в состоянии понять свою мать как женщину? Скорее да, чем нет, я уже успела познать радость общения с мужчинами, и прекрасного понимала чего ищут женщины в таких связях: новизны ощущений, физиологического удовлетворения, интереса со стороны нового мужчины. Но простить маме я не могла. Ну зачем я узнала? Почему именно она?
Электричка прибыла на станцию Назия, и я вышла в теплую летнюю ночь, оставшись на перроне в полном одиночестве. Где за пределом света, который рождали фонари убогенького поселкового вокзальчика, шумел в деревьях ночной ветер. Я немного постояла, наслаждаясь запахом загорода, и пошла в сторону поселка. Идти было недалеко, минут 20, но по темноте это заняло у меня более получаса.
Когда я подошла к нашей калитке, то с удивлением обнаружила, что в доме горит свет. Это меня смутило, тут не должно было никого быть, и я даже успела испугаться, что в дом кто-то забрался. Я тихонечко прошмыгнула в приоткрытую калитку и нырнула в тень яблонь, после чего медленно ступая по траве, дабы не выдать себя случайным звуком, направилась к окну, которое по летнему времени было приоткрыто, но на мое счастье закрыто тюлевой прозрачной занавеской. Я осторожно заглянула в комнату, и...
Нет, я не упала в обморок, во мне ничего не оборвалось, я даже не удивилась. Я была готова к тому, что там увидела, просто не хотела верить в это до самого последнего момента.
В комнате была мама с парнем, которого я видела подле ее работы. На столе стояла початая бутылка белого вина и два недопитых бокала. Одежда ворохом была разбросана по всей комнате.
Вмиг стало понятно, что адюльтер в самом разгаре: мамин любовник был уже голым и полулежал на разобранной кровати, с которой просто скинули покрывало, откинувшись на две подушки, сложенных стопкой одна на другую. Между его разведенными ногами находилась моя мама спиной к окну и ко мне, которая подогнув согнутые ноги под себя, отсасывала ему. Из одежды на моей родительнице были только туфли ее любимого стиля Дэффодиль на высоком каблуке и тончайшие трусики-шорты телесного цвета, которые полностью скрывали ее ягодицы.
Мама очень энергично работала головой, двигая ею вверх-вниз, но того как член мужчины входит ей в рот мне было не видно, хотя