Penis captivus

круги, но она, преодолевая боль, встала и снова набросилась на отца. Оставив жену, он стал бить и пинать дочь. Теряя сознание, девочка услышала: «Поддай этой сучке, чтоб не лезла... «.

Она пришла в себя и, дрожа от холода, села на полу. В спальне горел свет, слышалось шарканье и смех. Из приоткрытой двери полоска света пролегла по полу до стены.

Клавдия встала и, подойдя к двери, заглянула в щель; голая, с распущенными волосами, мать, сидела верхом на голом отце, а он бегал кругами по комнате на четвереньках. Мать хохотала и взвизгивала, когда он резко останавливался и разворачивался.

«Сейчас я начну считать до трёх. При счёте три ты услышишь негромкий хлопок», — Коротицкий легонько хлопнул ладонями перед лицом Клавдии: «и проснёшься с ощущением бодрости, силы, хорошего самочувствия! Когда ты проснёшься, ты забудешь всё, что происходило с тобой в ходе сеанса. Очень хорошо! Итак, я начинаю считать! Один! Твои мышцы, Клавдия, начинают наливаться силой!», — Коротицкий провёл ладонями по плечам женщины: «Ты сильная, умная, уверенная в себе женщина! Тебе всё по силам. Очень хорошо! Два! Твоя голова ясная, светлая! Голова лёгкая, безболезненная!», — Коротицкий коснулся головы женщины ладонью с лёгким, выдёргивающим вверх, движением: «итак, при счёте три ты услышишь негромкий хлопок и проснёшься с ощущением бодрости, силы, здоровья и происходящих в тебе конструктивных изменений! Итак, я говорю «Три!», — Коротицкий хлопнул ладонями.

Клавдия открыла глаза.— Толяааа.

— Ты чё орёшь? — Кошайкин выглянул из-за шкафа — Наверху он. Цепь полетела на транспортёре. Чё хотела?

Кошайкин знал, чё хотела Любка. Любка знала, что Кошайкин знает.

«Ну и пусть». — Скажи, что я заходила.

— Иди, не до тебя. У нас план — и вернулся к шкафу.

Любка вышла и, постояв минуты две, пошла к себе в весовую. Месячные закончились позавчера, матка сокращалась, и влагалище горело желанием. С Толькой она договорилась с вечера, сказав, чтобы пришёл к ней в весовую в три часа ночи. Не дождавшись, пошла сама.

Воздух, напитавшись сыростью тумана, ползущего от пруда, был противно холодным, и Любка куталась в телогрейку. На Заречной прокричал первый петух, ему отклинулся другой.

«Четыре часа» — тоскливо подумала Любка — «чёрт хромой, шёл бы уже домой свиней кормить» — и, пнув дверь, вошла в свою каморку.

Заменив лопнувшее звено и установив цепь на звёздочки, Толька спустился вниз.

— Любка не заходила?

— Всё? Можно включать?

— Да включай, дядь Петь, включай. Любка, спрашиваю не заходила?

Кошайкин закрыл дверцы электрошкафа и нажал синюю кнопку с надписью «НорияI». Подойдя к шахте нории, прислушался к работе транспортёра и, удовлетворённо кивнув, бросил: — Запускай котёл.

Толька подошёл к котлу, включил горелку и насос. Котёл, утробно, с воем загудел, стрелки манометров на приборной панели, дёрнувшись вверх и качнувшись назад, застыли, ожидая, когда поднимется давление.

— Я пойду, сына надо проведать, да свиней покормить... заходила... ты в каком классе учился, когда Степан повесился?

— В четвёртом — Толька догадывался, к чему клонит Кошайкин.

— Хороший был мужик, не пьяница, грамотный и работящий, да баба слаба на 

---

Классика

---

Вернуться назад