мной. Другой рукой он попытался раздвинуть мои плотно сжатые колени. Я как-то смешно заскулила. Тетя похлопала по моей ягодице, и я с ужасом раздвинула ноги.
— Шире. Потрогай ее, — сказала она Велфу.
Он положил свою мягкую ладонь мне между ног и ощупывал там все. Я неотрывно со страхом смотрела на его член. Он казался мне огромным, хотя это было не так, он был бардовым и покачивался, а на его кончике, над маленькой щелочкой, висела большая прозрачная капля.
Он погладил мои груди, и соски тут же встали. Они сморщились, немного потемнели и вытянулись вверх. От этого мой стыд стал еще сильнее.
Велф снова ощупал мою промежность, и засунул в меня свой член. Я мгновенно поняла, что он делает. Я плохо себе это представляла, слышала только какие-то обрывочные сведения, но сейчас я сразу поняла, что это.
Я закричала. Тетя прикрыла мне рот ладонью и держала так руку. Он двигался во мне, и мне было больно. Потом боль немного ослабла. Ладонь тети пахла потом, и этот запах успокоил меня.
Он задергался, и я ощутила горячую струю в себе. Он вынул свой член и слез со стола. Я, голая, продолжала лежать перед всеми. Они стали молча расходиться. Тетя велела мне перевернуться на живот. Она взяла прут и принялась наказывать меня за непослушание. Она стегала меня по попе и по ногам. Я закусила губу, уткнулась лицом в сложенные руки и гортанно стонала. Она порола меня последний раз много лет назад.
Когда она вышла, я надела платье, и залезла под лавку. Я лежала там, свернувшись калачиком, и тихо скулила от боли и ужаса. Меня больше никто не трогал. Ночью они пришли спать. Нока легла на лавку надо мной. Она шепнула мне:
— Если ты от него не понесешь, дядьки попытаются.
Я долго лежала и не могла уснуть.
Я продолжала выполнять свои несложные обязанности, но теперь я почти не разговаривала ни с кем и перестала заниматься рукоблудством. В ответ на мою угрюмость тетя говорила, что я еще ничего не понимаю, что я буду благодарна, когда рожу.
Лето кончилось, началась осень, потом первые снега. Со мной ничего не происходило. Когда тетя сказала об этом за ужином, я решила не дожидаться.
Ночью я собрала в платок немного хлеба. Я не нашла своей шубы и ботинок и поняла, что их спрятали, предвидя мой побег. Ничьей другой одежды тоже не было.
Я заплакала и выбежала на улицу в одном платье. Холод схватил меня и пробрался под платье. Я побежала. Я спотыкалась о бугорки и канавки застывшей глины в проходах между постройками.
Я распахнула ворота и побежала вниз по склону.