ленивую, но стойкую, долготерпящую и деятельную. Обращенная к нему милая улыбка дарила тепло, солнечными зайчиками разлетаясь по залу, окутывая его орелом непритворной заботы и безусловного понимания.
Преодолев первоначальную скованность, они провели приятный вечер, смеясь над проделками детей, рассказывая о работе, увлечениях друг друга.
— В юности я ужасно хотела научиться танцевать, — призналась женщина, — в детстве в школе ходила на кружок бальных танцев, но ты сам, наверное, помнишь, что за кружки тогда были. Да и я — тот еще оловянный солдатик, такт не в зуб ногой не могла поймать, все время что-то не так делала, — посмеялась она.
— Почему же потом не пошла? — мягко улыбнулся мужчина, поощряя дальше на откровенность. Ему было приятно, что она приоткрывала завесу в прошлое, давая увидеть, какой она была раньше, попытаться совместить тот рисуемый ею образ шебутной девчонки с сегодняшним волнующим кровь образом зрелой, цветущей женщины. На ней было темно-бордовое платье до колен, ладно сидящее по фигуре, вырез лодочкой был более чем скромным, но он то и дело ловил себя, что останавливается глазами на взволнованно вздымающейся груди, любуется тонкой, изящной шеей, прозрачной кожей округлых щек, розовыми, без намека на помаду, влажными губами.
— Потом не до этого было — замужество, работа, институт... Потом Дашка появилась. А потом, когда возможность вроде и была, муж не поддержал, загружен был, а идти одной не хотелось.
Виктор в который раз подивился очередности ее приоритетов. Он уже знал, что замуж она вышла совсем юной, и явно была преданной, любящей женой, о бывшем муже ни разу слова плохого не сказала, но чем-то он ее обидел, наверное, вряд ли бы она по своей воле развод инициировала.
— А со мной бы пошла? На курсы танцев? — Виктор сам удивился собственному предложению. Ему явно медведь на ухо наступил, а заодно и руки с ногами отдавил, настолько он считал себя никчемным танцором.
Вера смутилась.
— Виктор...
— Тебе не очень сложно было бы называть меня Витей? Мне было бы приятно. А то я и так по сравнению с тобой себя стариком чувствую. Но я не настаиваю, радуюсь, что «выканье» хоть позади.
Вера лукаво улыбнулась. Прибедняется! Какой же он старик — всего то шесть лет ее старше.
— Хорошо, — кивнула, — можно и так, если тебе удобнее. А если я себя Верой Михайловной попрошу называть, тоже ссылаясь на возраст, согласишься?
Виктор расхохотался.
— Ни за что! Ты — Вера, а еще лучше Верочка, тебе же больше двадцати пяти не дашь.
Вера насмешливо фыркнула. Уж слишком неприкрытая это была лесть, на ее взгляд. Такой, какой была в 25, она уже никогда не будет.
— Только не надо Верочки, пожалуйста, — извиняюще улыбнулась, тоном пытаясь смягчить просьбу, — у меня сразу жуткая ассоциация с Шурочкой из Служебного романа, — объяснила она.
— А как можно? — шутливо, искренне любуясь ее недовольно сморщенным носиком, спросил Виктор. У нее была на диво живое, эмоциональное лицо, редко сохраняемое женщинами ее возраста. Она не стеснялась хмуриться, выгибать брови,