удастся. Была попытка закричать, но я сразу же прикрыл рот рукой, и через секунду залепил губы скотчем. Твоя жена извивалась, как настоящая бестия. Я даже стал опасаться за прочность веревок и ремней. Она что-то мычала, глядя на меня круглыми от испуга глазами, а я медленно стягивал футболку, в ожидании, когда моя девочка немного успокоится. Когда у меня в руке вдруг появился нож (тот самый, охотничий, что ты подарил мне два года назад. Помнишь?), Аня моментально замерла, сжав кулаки. Наверное, вид у меня был слишком безумный. Кончик ножа поддел подол пеньюара, натянул тонкую ткань, и, пустив её по лезвию, располосовал до самой груди. Анюта тяжело дышала, раздувая ноздри. Я приблизил к ней лицо и сказал тихо:
— Если обещаешь не кричать, сниму скотч.
Она согласно кивнула. Я отклеил край ленты и быстрым движением сорвал ее с лица.
— Ай, — Аня поморщилась от боли, но тут же стала пытаться меня вразумить, — Габриэль, не сходи с ума! Что ты делаешь? Подумай о последствиях!
Я только усмехнулся и наклонился к ней:
— Мы тут вдвоем. Дверь закрыта на засов. Никто не сможет нам помешать. А если будешь, кричать, снова заклею тебе ротик, — я провел уголком ножа по ее губам, и добавил, — хотя, признаться, я бы лучше использовал твой ротик по-другому.
— Ты псих! — обрадовала она меня.
— Да. А теперь давай посмотрим, что у нас тут.
Поддев ножом тонкую перемычку, связывающую две чашечки лифчика, я разрезал ее, а потом аккуратно откинул поролоновые полушария в стороны.
— Веllissimо! — С недавнего времени я взялся за изучение итальянского языка, и слово вдруг вырвалось само собой. Но это действительно было прекрасно. Ты не представляешь, как давно я мечтал увидеть эту грудь вот так, открытой, обнаженной, и доступной. Твоя жена продолжала молчать, перепуганными глазами, наблюдая за моими действиями. Холодная сталь ножа коснулась правого соска, слегка придавила его внутрь, и погладила круговыми движениями. Я видел, как Аня сглотнула слюну. Тогда я убрал нож и жадно обхватил грудь губами. Крупная дрожь прошлась по всему ее телу. Ты когда-нибудь чувствовал, как твердеет сосок во рту? Как он делается упругим и плотным, словно спелая виноградинка? Мой язык, обвивал и ласкал этот сказочный плод, подобно змею-искусителю, а ладонь левой руки в это время разминала второе прекрасное полушарие. Потом они поменялись местами. Я покусывал соски зубами, пробуя на прочность, сдвигал их друг с другом, и слегка скручивал пальцами. Я играл как ребенок, которому вдруг подарили игрушку, о которой он грезил много лет, и не мог наиграться. А когда, наконец-то, оторвался, и поднял взгляд на Анюту, то увидел, что она лежит с закрытыми глазами, закинув голову назад. Возбужденная, покрасневшая, влажная от слюны грудь с торчащими столбиками сосков вздымалась и опускалась в такт учащенному дыханию.
— Габриэль, прекрати! Приди в себя! — попросила она, приподняв голову, — Я не твоя жена!
— Но ты жена моего друга! — возразил я, — А