Есенина в молодости, даже имя пацана было в тему. Правда кудрей у него не было. Правилами воспитательной колонии это было строжайше запрещено, но в целом, чертами лица, а, особенно, искренней и застенчивой улыбкой, он походил на кумира ее молодости:
Вечером синим, вечером лунным
Был я когда-то красивым и юным.
Неудержимо, неповторимо
Все пролетело далече и мимо...
Ирина, глядя в его ясные синие глаза всегда улыбалась внутри себя, но никогда не подавала виду. Она была строгим учителем и воспитателем для всех. Но сегодня на уроке с Сережей творилось что-то неладное. Он вел себя слишком беспокойно и нервно, все время поглядывал на нее. Но еще больше косился на долговязого угловатого парня, сидевшего на «галерке». Последний недобро усмехался и сочувственно качал Сереже головой. А потом вдруг кивнул на Ирину и вопросительно посмотрел на перепуганного парня. Что-то было не так.
После урока, когда ребята потянулись в коридор, Ирина окликнула Сергея, который жался у двери и не уходил. Он подошел к ней, тихий, перепуганный и какой-то весь взъерошенный, словно воробушек.
— Сережа, что случилось? — Ирина непроизвольно погладила его по коротко стриженой голове, но потом быстро убрала руку: не гоже было давать слабину.
Но вместо того чтобы четко ответить на вопрос воспитателя (а по-другому поступить было просто невозможно — так здесь было заведено), Сергей вдруг прижался к плечу учителя и разрыдался. Ирина, тут же забыв о том, что ей необходимо поддерживать свое реноме строгого воспитателя, привлекла парнишку к себе и стала гладить по голове, по вздрагивающим плечам, прижимая его к себе сильнее каждый раз, когда он громко всхлипывал и давился от слез.
Постепенно пацан успокоился и поднял свое заплаканное лицо. Вытерев рукавом густую соплю Сергей с шумом втянул носом воздух и робко улыбнулся учительнице. Его мокрые от слез реснички перепутались между собой, и Ирине вдруг неудержимо захотелось их разгладить, или хотя бы промокнуть. Вдруг Сережа быстро оглянулся на пустующее место за дальним столом и сразу сник. Улыбка сползла с его лица, и он тихонько не то всхлипнул, ни то заскулил.
— Ну... Что с тобой, Сережа? — спросила Ирина, промакивая его глаза платком, который она предусмотрительно достала из сумки.
— А ничего, Ирина Александровна! — вдруг с вызовом сказал заплаканный подросток тоненьким голосом и снова шмыгнул носом, — повеситься хочу, вот чего!
— Так уж сразу и повеситься, — улыбнулась Ирина, не воспринимая слова мальчика всерьез. — А как-то по-другому можно решить твою проблему? Может, я смогу тебе чем-то помочь?
— Только Вы и сможете, Ирина Александровна, — выдавил из себя мальчик, после длительного молчания.
— Ну вот видишь! — обрадовалась Ирина, — расскажи мне скорее, в чем дело! Я буду рада помочь!
И паренек стал говорить. Но по мере того, что рассказывал мальчик, оптимизм Ирины уменьшался с катастрофической скоростью, пока вовсе не сошёл на нет. Ее сознание покрылось липким ужасом и на коже выступили мурашки. Нет, такой помощи оказывать ей совсем не хотелось. Это была чудовищная, немыслимая просьба! Однако