Цена настоящего

видел) украшавший шею, закрытую черным шарфом. И тяжелые перстни на коротких пальцах. В облике гостьи проступали восточные черты, но не корейские или китайские. Скорее якутские или чукотские. Невысокая, с жесткими прямыми волосами, и взглядом, покорным и жестоким одновременно.

— Разве я звал тебя? Почему ты пришла?

Тета опустилась на колени у ног хозяина и подняла глаза. Она не могла видеть выражения своих глаз, но оно было таким же как у гостьи.

— Можно мне ее наказать? Я ее хочу.

— Рита, разве я отдавал тебя всем, кому этого хотелось? Однажды, помнишь, даже со стволом в руках пришлось отбиваться. Я сам не имею права ее взять.

— А почему она смотрит тебе в глаза. За одно это с нее надо спустить шкуру.

— Да, в вашей традиции. Но я ведь не играю в SM-игры. Это ваши «masters» запрещают смотреть в глаза. Настоящие господа видели это иначе. Они не боялись читать в глазах душу и наказывали именно за опущенный взгляд. Знакомься, Тета. Эту госпожу зовут Рита. Было время, когда она

упала намного ниже тебя, а сейчас как видишь:

Тета посмотрела на женщину. Неужели и она когда-нибудь будет вот так сидеть рядом с хозяином. Ну нет. Он должен умереть.

— Ладно, уходи. Ты очень провинилась, войдя без разрешения. Соответственно пряник будет увеличен. Идиотское положение. Вместо того чтобы ободрать тебе задницу, приходится придумывать совсем другое. Век живи — век учись.

Потом она лежала на своей подстилке и любовалась ножом. Она не пыталась слушать разговор, доносившийся из комнаты. Но, может быть, и зря не пыталась. А может и не зря. Кто знает.

— ---

Рита пыталась скрыть зависть. Серебристая девушка, новая воспитанница хозяина, ничего уже не боялась. В ее глазах светилось пустота и готовность принять все. Она была богаче Риты со всеми ее камушками и телохранителем за дверью.

— Меня ты не смог сделать такою.

— Не смог — согласился хозяин. — У нее другая наследственность.

— Наследственность? Тупые алкаши?

— Ну, алкаши только в первом поколении. А до этого целая цепь жестоких упрямых и выносливых предков. А у тебя — сама знаешь, умники и умницы. Слякоть, в общем. Но тебе тоже грех жаловаться. Ты ведь, вроде, в порядке.

— Тебе бы такой порядок. Хотя жаловаться, действительно, грех. Скажи, как ты это делаешь?

— Тебе так нужно это знать? Хотя мы ведь сейчас коллеги отчасти. Но, надеюсь, ты не станешь отбивать у меня хлеб. Все равно не получится. Ты ведь не сможешь петь мои песни. Все просто. Болью и страхом можно сломать почти каждого — кто этого не знает. Сломать и выбить все, что строилось с пеленок. Исключения крайне редки. Но ломают всегда зачем-то, навязывая свои сценарии. Они, чаще всего, омерзительнее прошлого. Дальше по разному. Иногда вбитое становится своим, иногда побеждает старое. Я ломаю старое не предлагая своего. Это не моя находка. Послушание придумано не мною. Я ничего не требую, и тогда пустое сознание начинает достраивать мир само.