Вечерний допрос

тоже получивший от «общения» с девушкой немалое удовольствие был, однако, не столь оптимистичен. Кроме того, его начали мучить угрызения совести.

— А толку то? — проворчал он, торопливо застегивая ширинку, — Мало того, что дело ни на сантиметр не продвинули, так еще и кабинет весь засрали! Ты посмотри вокруг — его теперь целый час отмывать ...надо! А главное, что с ней-то теперь делать?

— Эх, лейтенант! Нет, я гляжу, в тебе никакой романтики!

— Зато у тебя ее хоть отбавляй!

Ермолаев молодцевато поправил на себе форму и тронул девушку за плечо.

— Эй! Как там тебя... гражданка Левицкая! Ты как? — почти миролюбиво спросил он ее.

Илона, тяжело дыша, повернулась к своим мучителям.

— Снимите с меня это! — жалобно попросила она, выразительно тряхнув противогазным «хо-ботом».

— А орать не будешь?

Девушка мотнула головой.

— Ладно, — старлей протянул руку и рывком сдернул с девушки противогаз. Освободившись от ненавистной маски, Илона тут же принялась жадно хватать ртом воздух. Иванов про себя заметил, что старлей, пожалуй, был в чем-то прав: лицо ее снова сильно опухло, из носа текло, а глаза опять стали ярко-красными, как у кролика — очевидно, под маской оставалось еще какое-то количество слезоточивого вещества...

— А наручники? — с трудом отдышавшись, прохрипела Илона, нетерпеливо поведя плечами. Старлей махнул рукой — ладно, мол, чего уж там! Иванов взял со стола ключи и снял с девушки стальные «браслеты». Та сразу начала растирать затекшие запястья.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов! — тихо пробормотал Иванов, глядя на девушку. Илона вопросительно уставилась на него. Но Иванов не счел нужным пояснять смысл своей шутки и молча проследовал к холодильнику... Старлей тем временем рылся в аптечке. Наболтав пару ложек питьевой соды в стакане с водой, он окунул в получившийся раствор два куска ваты и протянул их Илоне.

— Приложи к глазам. Полегчает!

Тут он снова заметил следы от уколов на ее руках.

— Вот, девочка! — назидательно произнес Ермолаев, — Посмотри, до чего ты себя довела! Что это за руки? Разве так можно? Я в твои годы...

— Слушай, дядя! — Илона отняла от глаз тампоны и, тряхнув челкой, с презрением посмотрела на толстого растрепанного старлея, — Ты только что меня в жопу трахнул! Так, может быть, теперь хоть обойдемся без нотаций?

Иванов поперхнулся пивом.

— Ну, старлей! Как она тебя, а?! — развеселился он, — И ведь права, чертовка — какие уж теперь могут быть нравоучения?

Ермолаев, наоборот, помрачнел.

— Ты, деточка, будь повежливее! А то мы тебя так трахнем — мало не покажется!

Вот это уже был полный блеф. Все, на что была способна его буйная фантазия, Ермолаев сегодня уже продемонстрировал. И толку с этого не было никакого!

Иванов глянул на часы. Пол-одиннадцатого вечера. Если Ермолаеву предстояло еще дежурить до утра, то ему самому давно пора было домой.

— Я ее в камеру отведу! — сообщил он старлею, — Утро вечера мудренее!

— Как это — в камеру? — возмутилась Илона, — За что?!

— За все хорошее!

Иванов взял девушку под руку и подтолкнул ее к выходу из кабинета.

— Трусы... —