они втроем привязали его в углу клетки так, чтобы легко было достать всем желающим.
— А теперь, он ваш, — крикнул Высокий.
Толпа снова взвыла.
Первые три минуты мне казалось, что ничего не изменилось: Блонди стоял молча, толпа не двигалась. Но вскоре мальчик стал показывать беспокойство. Он вздрагивал, двигал бедрами и приседал, расставив ноги так, что его член подрагивал. Все наблюдали за этим спектаклем с улыбками на лицах. Когда малыш забыл полностью про свой стыд и стал тереться промежностью о прутья клетка, старая негритянка, та самая, что ударила его, подошла и провела своей палкой у него между бедер. Блонди вздрогнул, застыл. Он ждал еще, он жаждал еще. Потеряв стыд, он теперь думал только о горячем зуде между ног, где красный перец въедался в нежное тело. Негритянка снова потерла палкой, на этот раз сильнее, возле самого очка. И Блонди застонал впервые. Он сам насаживался на эту палку, он трахал себя ею, надеясь на облегчение, но оно не приходило. Вслед за старухой подходили другие. В основном женщины. Они трогали мальчика пальцами, палками с пухом на конце, ветками. А он извивался и почти выл от боли в распухшем красном члене, яйцах, анусе.
— Хватит, — услышал я его стон.
Высокий негр тоже услышал, ухмыльнулся и спросил:
— Что ты сделаешь, чтобы я помог тебе?
Малыш молчал.
— От ожога кожа трескается и слазит, — сказал негр. — Если оближешь мои ноги и зад, тебе сделают лучше. — Он усмехнулся: — Да?
— Да, — выдохнул Блонди.
И тут я почувствовал, что не против быть на месте этого негра. То есть, я жалел мальчика, с его нежной кожей и уже теперь широким торсом, но голые ягодицы, исцарапанное тело заставили мой член напрячься.
А негр сел малышу на лицо своей широкой черной жопой.
— Вот так. Лижи. — Приговаривал он.
Вдруг все услышали звук пердежа. Он пердел, сидя на лице белого мальчика, и тот дернулся под ним от отвращения, но в это время негр потер ему член, и боль и зуд заставили Блонди продолжить.
Когда он встал, на его лице были коричневые полосы.
— Собака, лижи мне ноги!
И Блонди стал на колени. Он обсасывал пальцы долговязого, отставив зад, а в это время Крепыш и Пузатый позвали женщин:
— Эй, кто хочет подмыть собаку?
Вышла молодая грудастая негритянка.
— Я.
Она взяла тряпку и кувшин и стала мыть член мальчика. Он так и стоял раком, облизывая грязные стопы Высокого, а женщина терла его член и дырку. Он дрожал от облегчения. Зуд уходил от прохладной воды, когда эта стерва выхватила приличный кусок деревянного бруска и вогнала его в издерганную попу мальчика. Я рванулся к клетке. Не в силах сдержать крик, Малыш полз по земле, оттопырив зад, а все смеялись. Брусок торчал снаружи сантиметров на 15, но большая его часть была внутри, распирая очко малыша.
Вогда мы ложились спать в хижине, Лари сказал:
— Это еще не конец. Еще 4 дня праздника.
И захрапел.
Я не мог уснуть. Сначала