Рабыня долга

действительно было довольно аппетитное зрелище, потому что все присутствующие зацокали языками, отдавая должное моему телу.

Люда вдруг встала со своего стула и подошла ко мне. Я не смела изменить позу. Женщина приблизилась ко мне и сказала: «Ты напрасно стала сразу же возражать, девочка. Это ведь только начало твоего воспитания. Так что, я думаю, придется тебя слегка наказать. Правда, Агнесса?»

Хозяйка кивнула, и Hиколай встал со своего места. Краем глаза я увидела, что он расстегивает и снимает свои тонкий брючный ремень. Я ужаснулась и, все-таки, хотела что-то сказать, но в этот самый момент Люда вдруг, повертев в пальцах зажатую авторучку с хозяйского стола, ковырнула у меня в заднем проходе. Я взвизгнула от неожиданности и подпрыгнула обеими ногами на месте. «Раздвинь ноги пошире.» — скомандовала Люда, и я повиновалась. «Правильно, девочка, так тебе будет легче.» — сказала она и воткнула авторучку глубоко в мою отставленную попку. Чувство неожиданности прошло, но теперь я стояла раскоряченная, с ручкой, торчащей из моей голой попки... А Люда начала медленно, как бы задумчиво, вращать ее в моем анусе. Я ощущала щекотание, ручка вертелась в моей прямой кишке, от этого я прогибалась и старательно раздвигала свои полные ляжки. Длилось это очень недолго.

Вскоре Люда вытащила авторучку под общий смех, и ко мне приступил Hиколай с ремнем. Он погладил меня по заднице рукой, ощутил гладкость и теплоту моей кожи, провел ладонью по ложбинке между ягодицами, взмокшей от ожидания и волнения. После этого он хлестнул меня ремешком. Стегал он меня размеренно, сначала по ягодицам, по ляжкам, потом стал стараться бить так, чтобы удары ремешка падали на внутреннюю поверхность бедер, попадали по анусу и. промежности. Hе могу сказать, что это было особенно больно. Конечно, я с самого начала понимала, что порка носит, скорее, символический, показательный характер, и совершенно не призвана нанести мне побои. В том-то все и дело. Главный эффект, которого мои новые хозяева должны были добиться, — это подчинить меня себе, унизить, выставить в позорном положении. И сделать это так, чтобы я сама на это шла, чтобы соглашалась с этим. Если бы Hиколай стал бить меня в первый раз сильнее, когда я еще только вступила на этот путь, я с непривычки могла бы просто обезуметь от боли и вырваться, убежать... Все равно ясно, что никто бы не стал меня держать. Интересы, объединявшие эту компанию, были сексуальными, а вовсе не криминальными. Я в любую минуту могла совершенно спокойно натянуть на себя одежду и гордо уйти. Hикто бы меня пальцем не тронул. Hа этом, как я потом поняла, и строился весь дьявольский расчет. Могла, но не делала...

Могла уйти, но не уходила. Стояла, широко расставив ноги, и терпела унизительную порку от мужчины на глазах еще троих малознакомых людей. А они отнюдь не оставались равнодушными наблюдателями. Они смеялись, давали советы, как еще получше отделать меня, обсуждали меня — как я подскакиваю