Страдания юной Софии

выражение лица выглядело бы глупо, и в итоге оказалась в еще более глупом выражении, и эта глупость как бы нарастала, образуя странное извилистое чувство, которое так никуда и не хотело уходить.

Она начала сосать, медленно, еще более смакуя свое унижение, которое, впрочем, и без того весьма смаковала. Небольшой вялый член набухал. Мужчина не чувствовал ничего, кроме странного ласкающего чувства, будто подставил член под воду, но она все продолжала сохранять свое глупое выражение (хотя это и было проблематично, с членом во рту), и он снова широко и зло улыбнулся, будто показывая, что единственное, что его здесь держит — это наслаждение чужим униженьем, в котором он готов купаться неимоверно, и которое единственно, может быть, и оправдывает его жизнь.

На улице было солнечно; бабушки сидели на скамейках, лузгая семечки и обсуждая политику. В песочнице, сопровождаемая радостным смехом двух детей, разворачивалась война между двумя великими царствами. Настя, девочка четырех лет, одетая родителями в сарафан с накрученной на голове модной прической (которую они, несмотря на ее долгий плач, настрого запретили портить), подошла к мальчикам. Деревянные стены песочницы были нагреты солнцем. Лучи особенно сильно отражались от машин, красивых и не очень, от которых пахло поездками в деревню, бензином и чем-то родным. Скоро будет обед, который разогреет мама. Настя улыбается: ее не покидает мысль, что этот день никогда не прекратится.

Подождав немного, будто подчеркивая, что ради приличия, он остановил ее жестом и начал сам трахать в рот. Она картинно хрюкала, как в порнофильмах, которые в ихнем заведении брали за образец. Его распирало засмеяться прямо сейчас, но он все вставлял и вставлял член ей в рот, наращивая темп. И все-то она понимала, что он хотел, чтобы она испытала: секс не доставлял ему никакого удовольствия, ровным счетом никакого, и он тотчас бы лучше стал дрочить себе рукой, а не ртом некрасивой женщины, но факт того, что она вот исполняет то, что ему в действительности не нужно, а особливо осознание ей этого факта — о, это его действительно возбуждало, но не сексуально даже, а по-другому, как будто бы радость душе его доставляло это, и он очень хотел, чтобы она это поняла, чтобы все целиком увидела, может, он поэтому только ее и выбрал, чтобы она поняла, потому что глаза у нее были очень умные и видно было, что все поймет, все она-то поймет и так и будет беспрекословно хрюкать, впуская в себя член. Клиента, тем временем, прямо-таки от счастья распирало, и он, повалив ее на кровать, пристроился сверху. Член его опал, и он долго тыкал ей мягким членом, еще и с неудобно надетым презервативом, который терся об влагалище, долго и с взглядом, полным деланного извинения: он ведь весьма рад был тому, что член у него не встает, и сосущее, жадное это чувство, которое только начало возникать, как только он попробовал вставить туда в первый раз, начало