вас уверить — я невиновен! Уж не знаю зачем, но Ксения соврала царю!
— Огнеликая? Соврала? — звонко рассмеялась Мелания. — Прости, одаренный Аполлоном, но в это сложно поверить!
— Почему? — быстрее чем сработала мысль поинтересовался Алексей. — Почему все так уверены, что она не врет!?
— Она — Огнеликая, — недовольно скривившись ответил Диметрий.
— И? Она сжигает людей и еще что — и это обязывает ее все время говорить правду!? — несколько более раздраженно, чем следовало бы, спросил иномирец.
«Успокойся, мать твою!» — тут же заявил он сам себе. И мгновенно себе же возразил. — «Сам успокойся! Какого черта все так вцепились в слова этой лгуньи!? Если я хотя бы на это ответ получу — уже не зря сюда пришел!»
Но Алексей понимал, что на деле все гораздо прозаичнее и проще.
Впервые с тех пор как он получил пинка из Дворца нашлись люди, готовые с ним поговорить. Уж если не дать ответы или помочь, то хотя бы просто выслушать.
— Ей просто незачем, — видя что ее муж не жаждет давать ответ, вмешалась Мелания. — У Огнеликой нет семьи. Нет друзей или родни, чтобы лгать ради них. Нет семейного состояния, чтобы преследовать жажду наживы. Нет репутации среди знати, чтобы лгать ради нее. Огнеликая — совершенно никто, даже с Богами у нее туго! Она не поклоняется ни одному из них! Даже Аресу, которому столь усердно служит в последние годы!
«Вот оно как — в глазах общественности, у Ксении просто нет причины врать... «— неспешно думал Алексей, тем временем влезая в местные вопросы о праве и юриспруденции. — «Нет семьи или чести. Нет богатства и желания его преумножить. Даже репутация настолько отвратительная, что врать в попытке выправить ее бесполезно! С таким аргументом... сложно поспорить. Хотя какая-то причина соврать у магессы все же должна быть! Но докопаться до нее, судя по всему, удастся только пытками. Что, с учетом ее способности сжигать все вокруг, будет сложновато устроить.»
Разговор тем временем соскользнул на само обвинение — изнасилование.
Местная система законов была простой до безумия — слово царя. Что он скажет — то и закон. Но в целом в представлении местных изнасилованием было когда существо более низкого сословья без спросу зарилось на кого-нибудь повыше.
В целом в городе были четыре касты — горожане любого сорта, над которыми стояли все до единого аристократы. Патриции и их семьи, осудить которых могли только в более высоких кругах. И соответственно, архонты и их семьи, обвинения которых рассматривал уже царь лично.
Притом, к удивлению Алексея, семьи аристократов сами по себе знатью не являлись. Они были чем-то вроде «плюс один». То есть знатный человек считал их своими. Мог взять любого бедняка с улицы, поселить у себя жить и тот в глазах местного закона будет считаться точно таким же «плюс одним». Жена в случае чего не могла являться регентом состояния до того момента как детишки подрастут. Если она, конечно, сама не была дочерью какого-нибудь архонта или патриция — только в этом случае у нее были