Мой любимый тиран. Часть 4

путь, шатер, ставший всем ее миром, сменяется повозкой — удобной, богатой, но от этого еще более напоминающей золотую клетку.

В ней она едет, невидящими глазами взирая на свой когда-то прекрасный край. Сейчас здесь только выжженные, сухие равнины, да редкие уцелевшие деревушки, где Радован оставляет свои посты. Алессия старается не смотреть, когда в дали начинает блестеть река Виньетка, разливающаяся веселыми порогами на склоне гор, втекая широкой поступью в долину, где она провела детство. Там ничего нет — лишь уцелевшие после пожаров одинокие деревья, лишившиеся листьев. На месте ее деревни — пепелище. Ее страна разрушена, втоптана в грязь, пройдет много и много лет, пока земля снова станет плодоносить. А она, как принцесса, едет с войском завоевателя, отказываясь верить, что именно он всему виной.

Ночью лежа в его объятиях, не в силах вынести этой разрывающей душу боли, она спрашивает, зачем, зачем война так жестока, почему никого не щадит?

Он молчит, ценя и раздражаясь от того, что она возлагает ответственность не на него, а на безликую войну, как источник ее бед.

— Я никого не щажу, — наконец мрачно выговаривает он, — в этом мой долг.

— Почему? — пронзительно воет девушка, — ведь ты мог просто сделать нас рабами, мы бы платили тебе дань, делали все, что ты хочешь. От нашей земли ты бы получил много богатств...

— Мне не нужны рабы, копящие силы против меня. Мне не нужны рабы, знавшие что такое воля и жаждущие ее. В этом моя щедрость — я подарил им смерть и свободу на поле боя, честь умереть, защищая то, что им дорого, как настоящие мужчины.

— А мы? Женщины? Дети? — с ужасом от того, что уже знает ответ, спрашивает Алессия.

— А что женщины? Они родят детей от других мужчин, от мужчин в чьих жилах не будет течь сопротивление. Детей, знающих только меня, как властелина, признающих мое господство. Однажды эти дети населят эту землю и будут благодарить и почитать меня. Так поступали мои предки, так поступаю и я — Тигран Радован Адалард Великий.

Он спокоен, в его голосе нет раскаяния. Он ждет, что она поймет и примет его таким. Ждет, не сомневаясь в ней, в ее преданности.

Алессии хочется рыдать, скулить и вопить от этой жестокой правды. Неужели это закон жизни? Почему, почему, они были так слабы, что с ними это случилось? Ей хочется ненавидеть его, но она лишь теснее прижимается к нему, в нем же, враге, ища утешения. Она одна, у нее никого больше нет, есть только этот мужчина, ставший до боли дорогим, и есть надежда однажды спасти малышей, если он ей позволит...

Она зависит от него, но уже жаждет этой зависимости. Восторг в глазах Радована заменяет ей всю ее прежнюю жизнь. Ради него она дышит, ради него поет ее душа. Она верит ему, привязывается к нему все больше и больше с каждым днем: к его ласкам, шутливым поддразниваниям, к рассказам о его прекрасной стране, о