чертов ублюдок! — крикнул Хлыст, смотря на лежащего в бурьяне Серафима — Вот и все старая развалина! Туда тебе и дорога!
— Хлыст! — пораженные, такой развязкой промямлил Дрыка — На хрена ты его, а!
— Ты зачем его уделал! — промычал Прыщ, отступая за спину Дрыке.
— Много на себя последнее время брал, козлина! — ругался, уже успокаиваясь, Хлыст — Угрожал еще мне! Пугал Когелем, старый ублюдок!
Так они стояли какое-то время, над трупом старосты деревни обсуждая бросить его прямо здесь в темноте на съедение комарам и этому волку или все же оттащить в деревню и подбросить его к его дому. Было уже два часа ночи. И они пошли назад в Снежницы по своим домам. А над ними на возвышенности, в темноте сверкая желтыми, как сама луна глазами стояла серая большая волчица. Она смотрела на уходящих троих полицаев и провожала их своим волчьим взором хищных глаз. И когда они исчезли из ее вида, она спустилась быстро с косогора назад в береговой бурьян и подошла к мертвому, лежащему здесь старосте Серафиму Кожубе. Она встала над его остывающим в траве трупом и завыла снова на Луну. Волчица отгрызла у него обе руки и лицо и тут же обглодала их. Затем отгрызла обе ноги и вспорола клыками живот, вытаскивая из толстого старосты брюха кишки, разбрасывая по траве вокруг и вкушая запах льющейся в береговой бурьян еще теплой крови.
Ее черная тень смотрел по-прежнему туда, куда ушли полицаи. Она охраняла свою серую хозяйку. Охраняла до той поры, пока та не насытится человеческой кровью и человеческим мясом.