ужасной поблёскивающей штуковины в носу у девушки! Ей явно пользовались, чтобы контролировать и держать пленницу в повиновении, но как это было возможно, если она была скрыта под шлемом и наружной маской? Затем я вспомнила, как фрау Бакстер засовывала руку под шлем и чем-то щёлкнула там.
— И как тебе, нравится твоя новая жизнь?
— Д-да, Г-г-госпожа! Я с-счастлива, что мой отец мной д-доволен.
— Сколько тебе лет, Кристель?
— Д-девятнадцать, Г-госпожа... н-н-наверное, — прошептала она нерешительно. В уголках её век, лишённых ресниц, дрожали слёзы.
— Почему же это «наверное», девочка? — продолжался допрос.
— Я н-не знаю, сколько я пробыла в... в Исправительном Костюме, Госпожа, — пролепетала она. Слёзы текли у неё по щекам, и плечи затряслись в безысходных рыданиях. — Я не знаю, день сейчас или ночь! Я потеряла счёт часам, дням, неделям!
— Неужели ты и вправду не знаешь, как давно тебя поместили в этот костюм?
— Н-не знаю, Госпожа!!! Г-г-годы назад!
— Всё правильно! — жёстко произнесла фрау Бакстер. — Да будет тебе известно, девочка, что твоё Исправление длится уже год и десять месяцев. И очередной твой день рождения, кажется, уже миновал.
— Спасибо, Г-госпожа, — последовал дрожащий ответ. — То есть, мне сейчас д-д-двадцать лет?
Фрау Бакстер ничего не ответила на это.
— Подействовало ли на тебя твоё заключение и перевоспитание, Кристель?
— О да, Госпожа!!! — проскулила она, оставаясь на коленях.
— Как ты думаешь, заплатила ли ты сполна за свои прегрешения? — ласково спросила фрау Бакстер.
— Д-д-да, Госпожа! Сто... нет, тысячекратно!!! — В голосе девушки звенело отчаяние.
— Ну что же, превосходно! Но... до конца твоего наказания, малыш, осталось ещё много, много лет. Только тогда твой отец сможет быть уверен, что оно на тебя подействовало, и что ты больше никогда не повторишь своих ошибок. — Фрау Бакстер посуровела. — Теперь расскажи нам, как тебе живётся внутри Исправительного Костюма. Я уверена, что Селин это будет чрезвычайно интересно.
— Эт... это ужасно!!! — вне себя проскулила девушка.
— И почему же это так ужасно, Кристель?
— Я... я не могу из него выбраться! — застонала она, икая от слёз и ужаса. — Когда он застёгнут, я ничего не вижу и ничего не слышу, совсем ничего!
— Что ещё?
— Меня п-п-постоянно н-наказывают... п-постоянно, все эти п-п-предметы, на мне и внутри меня! — проскулила она, содрогаясь.
— Как именно тебя наказывают, Кристель? — пролаяла фрау Бакстер.
— Грудь и с-с-соски... их постоянно бьёт т-током, ужасно б-б-больно... и мне никуда от этого не деться! — шептала Кристель, дрожа и корчась, будто пытаясь избавиться от электродов, вживлённых и вставленных внутрь её. Слёзы её текли, не переставая.
— Что ещё с тобой делают, дитя?
— Ещё... ещё мне в п-писю вставлено что-то... оно тоже бьёт меня током, и мне очень, очень больно! Я кричу и умоляю под кляпом, но меня всё пытают и пытают! Н-никто никогда не приходит мне на помощь, и... и я всё в-в-время совсем одна!
— Это всё? — мягко произнесла фрау Бакстер.
— Н-нет, Г-госпожа. Иногда мне разрешают уд-удовольствие... эти предметы, которые