Массаж. День пятый

толстым членом под круглым животиком? Суетливый, неуклюжий, потные ладошки, сальные губки, пухлые, плохо бритые, щёчки? И похотливый, пачкающий, взгляд, бегающий то по Таниной фигуре в алом латексе, то по моей оттопыренной, поблескивающей смазкой, заднице?

Или бледнокожий нагламуренный пижон, вот только из салона с сеанса пилинга, шугаринга и прочего лифтинга? Длинные пальцы, узкие джинсы, тонкие, искривленные в вечном презрении к окружающему быдлу, губы, обязательно подведенные темной помадой? И трахать меня он будет так скучающе, не торопясь, с этакой барской ленцой, параллельно шкворча папироской в длинном мундштуке (чтобы пальцы потом не пахли табаком, это пошло) и обсуждая с Таней влияние художника Тищенко на киевских абстракционистов? Ну, в Танюше я сомневаюсь, она и не такое обсуждать вполне профессионально сможет, ага. Я же — точно даже слова вставить не смогу. И чувствовать себя буду из-за этого соответственно. Ради чего, собственно, этот козёл и заведёт такой разговор — дабы всякие пассивные четче и контрастней прочувствовали своё положение и место.

Вот сейчас мы поднимемся, зайдем, и что? Как дальше? Как говорить, что делать? Меня что, сразу в позу и вперед? Буквально в прихожей, дав только опереться на стойку для обуви да еще уткнуться в пальто, с весны висящее на вешалке, чтобы во время фрикций об стену не больно лбом бился?

Или для знакомства хоть кофейку попьем, чтобы расслабился в незнакомой обстановке, а потом вместо обувной стойки будет кухонная табуретка, и головой я буду биться об холодильник с обязательным китайским пластиковым календарём с котятами? О боги! Что за чушь мне в голову лезет!?

Это же Таня. А значит — всё будет легко, просто, само собой, и обязательно — приятно. Даже когда она была в роли госпожи, мне было страшно, я не мог понять, что происходит, но, буду честен с собой, мне нравилось! Мне нравилось происходящее, и то, что должно было произойти! Оно пугало до дрожи в ногах, адреналин плескал в кровь, страх мешал думать, но предчувствие неизведанного — заводило и возбуждало.

Дверной звонок, причем совсем древний, механический, врезанный в серединку полотна, с выбитыми буквами «прошу повернуть», очень даже мелодично, пусть и глухо, прозвенел, стоило только Тане выполнить «просьбу». И почти сразу нам открыли.

Ну что ж, переживал и нервничал я, конечно же, совершенно зря.

Виктор оказался обычным мужчиной, лет сорока, явно видящим спортзал не только по телевизору. Чуть ниже меня ростом, подтянутый, аккуратный, седые виски, жесткий подбородок, с уверенным твёрдым рукопожатием. И с располагающей открытой улыбкой, в которой не было ни похоти, ни скуки. Были интерес и нетерпение.

— Ну наконец то! Мне Таня все уши прожужжала, «ах, у меня есть для тебя такая модель, такая модель». Проходите скорее!

— Виктор, у меня же работа...

— У тебя всегда работа! А у меня — свет!

— Да, да. Я помню, что свет — это главное.

— А раз помнишь — то почему опаздываешь?

— Сейчас без трёх восемь. Я не опаздываю!!!

— Как же, как же, я посмел усомниться