Бен
Время от времени я оглядывался назад, пытаясь увидеть Эмму. На идущую в середине строя рыжую было жалко смотреть. Плетясь неровной походкой между двумя монахами, Эмма то и дело поглаживала лоб, и старалась смотреть не вперёд, навстречу ярко светящему солнцу, а исключительно себе под ноги. Головная боль, безусловно, была вызвана похмельем, а неровная походка — безумными вечерними скачками, после которых у Эммы, наверняка, побаливала промежность. За последние 15 минут рыжую дважды вырвало, при чём во второй раз рвало Эмму довольно долго. Монахи, или кем там были чудики в балахонах на самом деле, проявили чудеса терпимости, и не стали трогать Эмму. Один из конвоиров даже дал рыжей воды прополоскать рот. По отношению ко мне они были не столь терпимыми.
— Шагай быстрее! — рявкнул мой конвоир, а затем ударил меня ногой в спину.
От удара я неуклюже шмякнулся на живот, угодив лицом в грязную лужу. Приподняв голову, я вытер воду с лица, и посмотрел на монаха, который меня ударил. Им оказался тот самый лысый, получивший от меня по морде ещё в палатке. Как подсказывала мне интуиция, не будь здесь его дружков, лысый с удовольствием бы меня прикончил, и сделал бы это медленно и очень болезненно. Тот факт, что монахи не прикончили нас ещё в лагере, а просто обезоружили и забрали все наши припасы, радовал и настораживал одновременно. Чего они от нас хотели и куда вели, оставалось для меня загадкой, но в то, что нас ждёт тёплый приём, мне совсем не верилось. Мы шли без остановки несколько часов, пока впереди не показалось большое строение, огороженное высоким забором с колючей проволокой. Примерно в ста метрах от забора с правой стороны находилось озеро. Заметив по ту сторону стены несколько наблюдательных вышек, я понял что это за здание ещё до того, как мы подошли к вывеске рядом с воротами.
Логовом монахов оказалась заброшенная тюрьма, каким-то чудом не пострадавшая во время катастрофы. Дежуривший на проходной монах поспешил открыть ворота, пропуская нас на территорию тюрьмы. Пока мы пересекали внешний двор, я обратил внимание, что местные обитатели организовали здесь что-то наподобие фермы. Пятнадцать человек, среди которых были и женщины обрабатывали землю и равномерно поливали грядки. В отличие от монахов, земледельцы не носили балахоны, однако на их лбах также красовались вырезанные кресты. Стало быть, мы оказались в плену не у кучки, а у целой общины чудиков, что было чревато ещё большими проблемами. После захода внутрь нас повели через тюремный блок. По бокам располагались открытые камеры. Некоторые из них были пусты, но в большинстве кто-то находился.
Были там и мужчины в балахонах, и женщины в повседневной одежде, и даже дети, на лбах которых также присутствовали кресты, только не вырезанные ножом, а нарисованные красной краской. С мостика на втором этаже на нас поглядывал чернокожий здоровяк в балахоне. Цвет балахона выделял его среди остальных монахов: захватившие нас чудики носили