мог догадаться об этом и сам — ведь завтра чистый день, когда никто не работает.
Зал был невысок и не имел зала для музыкантов сверху. Справа от входа начиналась крупная ниша с двумя бассейнами, в которых уже нежилась приглашенная знать. Чуть дальше, у правой стены, в нишах заканчивали стелить шерстяные коврики и циновки, кто-то замаливал у лампадок прегрешения или просил о покровительстве высших сил. Несмотря на то, что ритуал не начался, пары уже активно (но в рамках приличий) ласкались, некоторые девушки, почти не стесняясь, терлись юбками о члены партнеров, пока еще прикрытые тканью.
Людей скопилось много. Большая часть — в цветах высшей дворцовой знати, мужчины не снимали плащей, а женщины — платьев. Впрочем, уже отсюда я мог разглядеть, что многие уже возбуждены — обострившиеся соски женщин и девушек прекрасно мог увидеть каждый, да и явные бугры в определенных местах выдавали мужчин. Действо обслуживали храмовые рабыни, на которых были лишь украшения да сандалии на шпильках, любимые дворцовыми модницами.
/Минойское женское платье имело настолько глубокий вырез, что тот не скрывал грудь, а поддерживал её снизу. Что касается шпилек, то это маловероятно. /
Рабы же в этом дворце были музыкантами (и, подозреваю, уборщиками) и окружили статую Амейи, Богини-со-Змеями, закрывая проход в запретные для простых прихожан помещения. На возвышениях стояли курильницы, источавшие сладковатый дым куриама — наркотической смолы, раздражавшей меня ещё с Закроса. Высшей Жрицы пока не было видно и посетители наркучивали себя сами.
Одна из девушек, пеласга с волосами цвета воронова крыла и маленькой, юношеской грудью, не дождалась начала церемонии. Покачиваясь на ногах в такт ритуальным мелодиям, она, не особо скрываясь, терлась попкой о разеже/термин для партнера/ сзади. Юбка и фартук её были задраны, обнажив стройные загорелые ноги, но скрывая промежность, в которой действовала её рука. В разных концах зала происходило подобное — меня уже невзначай задевали девушки своими телами, обдавая жарким дыханием.
Самое удивительное было в происходящем то, что никто не возмущался. Мужья, как в тумане, качали руками под звуки барабана и протяжной трубы, не обращая внимания на то, как чьи-то жадные пальцы и губы ласкали их жен. Жрицы с ледяным спокойствием готовили церемонию, поддразнивая прихожан, а то и прихожанок, гладя их по губам и соскам. Аромат возбужденных тел начал пробиваться сквозь дым от куриама.
Внезапно музыка смолкла и зал замер.
Из прохода вышла Высшая жрица, облаченная лишь в воздух и серебро, сопровождаемая сзади сонмом жриц, покорно склонивших головы. Её тело, не понравившееся бы Богине (слишком стройная в груди и тылу), было покрыто черным рисунком, изображающим змею. В руках она несла два факела, олицетворявших солнце и луну...Зал начал падать ниц и я упал вместе со всеми. В тишине было слышно её шаги.
Она подошла к парочке, стоявшей у ближайшей колонны, без факелов, отдав их кому-то из свиты. Молча жрица отодвинула девушку и во все той же звенящей тишине парой движений обнажила сначала парня — мускулистого молодого минойца, а