в комнату возвращается Аня.
— Ну что? — спрашивает она. — Не пора ли вставать и приниматься за завтрак?
— Нет, совсем не пора, — возражает ей Шура, и в её обычно мягком голосе слышатся необычные для неё твёрдые нотки. — Приляг и по-зволь Жене снова раздеть тебя. Не возражай, иначе мы это сделаем вдвоём с ним.
Поражённая Аня позволяет мне снять с себя рубашку, расстегнуть и бросить на пол лифчик и стащить трусики...
— И что дальше? — спрашивает она, всё ещё не придя в себя от неожиданности, ложась на кровать и закидывая одну руку за голову, а другой инстинктивно прикрывая низ своего живота.
— А дальше лежи и не трепыхайся... Покажи ей, Женя, где раки зи-муют...
Я моментально опрокидываюсь на неё и начинаю покрывать поцелуями. Аня пытается от них уклониться, извивается, делает усилия, чтобы сбросить мои руки со своих грудей, выскользнуть из-под прижавшейся к низу её живота набухшей мужской плоти. Но все эти движения оказываются бесполезными и, мало того, сильно раздражают её чувственность. Она понемногу стихает и, наконец, позволяет делать с собой почти всё, что мне заблагорассудится. Но, уклоняясь всё ещё от моих поцелуев, поворачивает голову к Шуре и спрашивает её:
— Ну что ему от меня надо?
— А ты не знаешь? — весело отвечает та. — Что нужно мужику от бабы?
— Да какой он мужик? Так... практикант... мальчишка...
— Вот именно, мальчишка, практикант, желающий как можно больше узнать на практике, что — по чём, — подхватываю я брошенную мне перчатку. — Поэтому и прошу просветить кое в чём. Ну, например, как называется поцелуй, в котором ты мне упорно отказываешь? Это когда мой язык проникает в твои уста, разжимая не только губы, но и зубы, и его там ласково встречает твой язык?
— Да поди ты...
По прежнему крепко сжимая её груди, я размыкаю своим языком её уста. Головой она уже больше не крутит, но зубы её остаются крепко сжатыми. Тогда я покрываю поцелуями другие части её лица, мочки ушей, шею, привстав на коленях, беру в рот то одну, то другую грудь. Одна моя рука помогает мне в этом, а другая скользит вниз, достигает промежности. Сам я при этом сваливаюсь с неё на бок, прижимаясь своим членом к правому её бедру. Аня пытается сжать их, но это её движение только усиливает давление проникших между ними пальцев на её набухшие гениталии.
— А как именуются вещички, что я сейчас трогаю?
— Не скажу!
Между тем бёдра её сами собой расходятся, пропуская мои пальцы в чрево.
— И правильно делаешь, что не хочешь произносить ругательные слова, хотя можно было просто сказать: «Пипка». А что я сейчас раздвигаю?
— Её самую, наверно, — пробует догадаться Аня.
— Срамные губы, большие, а за ними малые. И куда в результате проникаю?... Ох, как тут тепло и мокро!... Вульва это, преддверие влагалища... А далее мой большой палец движется кверху и натыкается на нечто, напоминающее сосочек размером, насколько можно судить, с ноготок...