Дядя Ваня

хвостом и так, и этак. Только дядя Ваня не промах. Быстро пообломал девичий пыл. Через два месяца отпрыски любовницы ходили по струнке.

В баню Мишу загнали чуть ли не ногой — так он не хотел оголяться на публику. Дядя Ваня устроил общественную порку в кругу семьи:

— Кто в баню не ходит, тому есть что скрывать, — величаво объявил он за обеденным столом в субботу. Пару рюмок знаменитого коньяка уже были опрокинуты, настроение у мамы с папой поддатое. Женская половина захихикала, поглядывая на Мишку-топтыжку. Пришёл час расплаты.

— В баню не ходят только пидоры, потому что у них член встаёт на жопу мужскую, и бабы, похожие на пацанов, потому что у них уже ничего не встаёт. Такие бабы должны ходить с бабами, — не унимался дядя Ваня. Он медленно прополоскал рот очередной рюмкой коньяка, так удачно согнанного Людкой-перегонщицей, и подмигнул Нинке, сидевшей по правую руку, которая особенно бурно реагировала на унижения брата.

— Правда, Миша, сходи, — подключилась мама. — Ничего ведь страшного нет. Протруси задницу, погреешься на лавочке.

И вот он греется на лавочке в преисподней. Дядя Ваня положил пасынка на верхнюю полку, прохаживается берёзовым веником по рыхлому девичьему телу.

— Ишь какие булки отъел! — мамкин хахаль хлещет Мишу по ягодицам. Народ в парилке угорает.

— Согнать, согнать весь жир! — кряхтит высушенный до костей беззубый дед, слинявший в угол, чтобы не сгореть.

— Правильно, кто в баню не ходит, тот долго не живёт, — подключается сердобольный мужик с огромным пузом.

— Он же сцыкло! — возбуждённо ревёт дядя Ваня. — А ну, перевернись, — силой куляет Мишу на спину. — С таким червяком бабу не трахнешь, — заливается грубым смехом.

Все участливо пялятся на Мишин пах — мохнатую тушку с прыщиком кожи. Миша накрывает пенис ладонями.

— Да ты покажи! Не стесняйся, что у тебя там? — дядя Миша силой отнимает руки. — Не ну как с таким хуем бабу трахнуть, а? Кто мне скажет?

Все смеются, отводят глаза.

Дяде Ване нечего стеснятся. Его конский хер болтается сарделиной на полкилометра. Фиолетовая толстая вена собирает отток крови, обогатившей плоть. Оголённая залупа колышется у самого рта. Миша пугливо отворачивает голову. Яйца дяди Вани — тяжёлые шары, провисшие на пять сантиметров, болтаются в такт с движениями. Дядя Ваня вырезан из красного дерева, вытесан из скалы. Мышцы играют на теле, как послушные пружины. Он сам похож на Кощея бессмертного в молодости — такой же грозный и страшный. Золотой зуб, нос крючком и глаза-свечки. Резкие сутуловатые движения напоминают сжатую пружину, которая вот-вот ударит наотмашь, хлёстко пройдётся веником по заднице.

— М-м-м, — стонет Миша, сдерживаясь, чтобы не зареветь. Не от боли, хоть и больно, и не от жара, хоть и жарко. А от стыда, девичьего. Дядя Ваня обсуждает с мужиками девичью задницу пацана:

— С такой задницей лучше в баню не ходить, — заряжает он. — Сиськи тоже никуда не годятся, ещё немного отрастить и лифчик можно покупать.

Вокруг дяди Вани собралась толпа сочувствующих. Никто ведь не знает, что