отравить. Аманда уже заглядывала в чемодан. Она не хотела чтобы эта дрянь находилась в руках Братства, и отдала чемодан мне.
— И что с того? — спросил я, теряя терпение.
— Ты меня вообще слышишь? Это она раздобыла ключи от камер и отдала мне чемодан. Лишь благодаря Аманде мы оттуда выбрались. Я пообещала ей, что...
— Да плевать мне что ты там кому-то наплела! Я никому ничего не обещал! — резко перебил я Эмму, повернулся лицом к воде и размахнулся для броска.
Я до последнего не верил, что после всего, что произошло в этой чёртовой тюрьме, Эмма осмелится нажать на курок и пристрелить меня. Однако выстрел всё же прозвучал. Когда мою правую ногу будто обожгло огнём, я выронил капсулу. Капсула упала на землю и разбилась.
— Чёрт! Что ты наделала, идиотка?! — яростно прокричал я, прижимая руку к ране.
— Я тебя предупреждала! — воскликнула Эмма, а затем подобрала и закрыла чемодан с капсулами.
В этот момент я увидел как открываются тюремные ворота.
— Поздравляю, дура безмозглая! Ты нас выдала! — процедил я сквозь зубы.
Эмма посмотрела сначала на ворота, а потом на меня.
— Извини, но ты сам меня вынудил! — сказала она на прощание, сорвалась с места и побежала прочь от водоёма.
Чокнутые монахи заметили Эмму и открыли по ней огонь. Рыжая не глядя сделала несколько ответных выстрелов, и побежала быстрее. Я же вместо того чтобы последовать её примеру, и попытаться удрать от чудиков, рухнул на землю. Осколки от разбитой капсулы впились в мою ладонь. Несколько капель серой жижи тут же впитались в мою кожу, и я едва смог сдержать крик боли. Ощущения были такими, будто я только что сунул руку в костёр. Стараясь не обращать внимания на боль, я пополз к ближайшему укрытию, коим оказался небольшой холм. Происходи всё это при свете дня, чудики сразу бы меня заметили, но в условиях плохой видимости всё их внимание было сосредоточено на убегающей девчонке, что давало мне шанс остаться незамеченным.
Стараясь не обращать внимания на дикую боль в простреленной ноге, я полз вперёд так быстро как только мог. Рыжая по-прежнему продолжала отвлекать преследователей на себя, уменьшая свои шансы на спасение, и увеличивая мои. Я точно знал, что если монахи меня поймают, то я не раз пожалею о том, что рыжая прострелила мне ногу, а не голову, потому что быстрая и безболезненная смерть мне явно не грозила. Добравшись до укрытия, я перекатился на бок, и исчез из поля зрения чудиков в балахонах. Не рискнув приподняться, я лежал на холодной земле, затаив дыхание, и уткнувшись лицом в землю. Лишь после того как увлечённые погоней монахи промчались мимо, я вздохнул с облегчением, перевернулся на спину, и принялся восстанавливать дыхание. Когда они достигли озера, я осмелился подняться на ноги и побрёл в противоположную сторону. Каждый шаг отдавался болью в прострелянной ноге, от чего желание придушить Эмму росло с каждой секундой. Одно хорошо —