Однажды на нудистском пляже

Мы оказались на нудистском пляже, Поля, — сдавленным голосом ответствовал Евдоким, и встал в штрафную позу футболиста: его мужское достоинство активно соглашалось с вышеизложенной оценкой происходящего.

— Кимушка, что же это такое делается! — запричитала Пелагея, и зачем-то прикрыла руками срамные места, и без того плотно прикрытые купальным костюмом фабрики «Брезент и Кирза». — Теперь нам придется переезжать? — вопрошала она, внимательно разглядывая стоящего рядом афроамериканца, член которого далеко простирался по бескрайним просторам средиземноморского побережья. — Но если ты решишь, что можно остаться, то...

Оборвав ею же инициированный спор на полуслове, Пелагея кокетливо спустила бретельку солнцезащитного костюма (в котором можно было смело плавить чугун и сталь), и призывно взглянула на представителя братского народа. Представитель лениво бил мошкару и гнуса, ползающих по телу собственным достоинством, и никак не эрегировал на брачные игры народов России.

Сердюки собрались в кружок для принятия важного решения по вновь открывшимся обстоятельствам: оставаться ли на чуждой для их нравственности вражеской территории, или свалить поскорее отсюда к ебеням. Дед Григорий отказался присоединиться к Высшему Совету — в нем проснулся дух партизана (которым он никогда не был), и он целился из бинокля в заморских дамочек, переползая на брюхе по пересеченной местности пляжа и оставляя за собой на песке неглубокую борозду.

При одном воздержавшимся (Пелагея), и одном голосе «против» (баба Алевтина), решение было принято единогласно, и Евдоким решительно сорвал семейники с тощего зада, гордо краснея и глядя в синюю даль. Его жена медленно освобождалась от тяжелого купального снаряжения с грацией слона в посудной лавке, бросая томные взгляды на африканского вождя. Пелагею заворожил его символ власти с первого взгляда: этот скипетр ей захотелось держава.

Бабка Алевтина раздеваться категорически отказалась. В качестве разумной альтернативы она напялила на себя белую «ночнушку» — прямо на голое тело. Ее тут же обстреляли из водяных пистолетов и пластиковых бутылок местная детвора, и она стала похожа на победительницу конкурса «мокрых маек» образца 1940 года.

Валентина тут же стала прохаживаться по берегу, так отчаянно вертя бедрами при этом, что у некоторых приматов начинала кружиться голова. Затем она принялась собирать ракушки, приседая и нагибаясь в таких замысловатых позах, что со стороны казалось, будто у нее полностью разрушен вестибулярный аппарат. Мужики сбились в небольшое стадо, и медленно трусили за ней, все как один становясь самодержцами, а иногда — двумя руками.

Братик Петр робко прятал гениталии в ладошках, пока гордая сестричка шла по берегу свободно... Вдруг сзади кто-то обнял его, отводя руки от естества, и он почувствовал влажные грудки, которые уперлись ему в спину. Чей-то грудной голос сказал:

— Ноlа, hеrmоsо! (Привет, красавчик! исп.)

— Здрасте... э-э-э, Ноlа, — Петя слегка растерялся от неожиданности.

Его мужское достоинство стали перебирать нежными пальчиками, и оно не замедлило увеличиться в размерах. Парень обернулся, чтобы посмотреть, «кто это там хулиганит?», но его губы сразу утонули в горячем поцелуе смуглой испанки, которая стала ласкать его член с удвоенной силой. Он завел руки за спину и