он запустил обе руки под меня, под мою майку и обхватил ладонями мою грудь. Я вздрогнула, но не сопротивлялась. Я подумала, что сегодня ему можно даже это. Он мял их и перебирал пальцами затвердевшие соски. Я вспыхнула как спичка и учащенно дышала, лицо налилось красным. Я перевернулась на спину. За окном уже темнело, и он почти ничего не увидел. Майка задралась к шее, он мял мои груди. Я привлекла его ближе, и мы сладко поцеловались. После поцелуя меня окатил стыд, он был моим братом, нам нельзя было всего этого делать. Стыд боролся во мне с желанием. Я не выдержала, резко встала и вышла на кухню. Я отдышалась и заглянула в спальню. Он онанировал совершенно в открытую, откинувшись на спинку дивана, но в темноте я увидела только движение его руки. Я села под печку, стянула с себя трусы и тоже принялась жадно мастурбировать.
Мы решили не дожидаться, пока кончатся консервы. Одевшись почти во всю одежду, которая у нас была, мы вышли на улицу и зашли в соседний дом. На двери висел замок. Брат сбил его фомкой. Внутри было сыро и холодно. У нас с собой был большой мешок. Мы нашли только чайные пакетики и засохшую колбасу, которую не решились брать. В подвале кроме старого гниющего хлама ничего не было.
Мы обошли еще несколько домов, двигаясь по направлению к станции, и собрали только довольно много консервов. Основная масса еды хранилась в холодильниках и давно превратилась в перегной, который потом еще и замерз, а с наступлением весны начал оттаивать. Никто, кажется, не был так запаслив, как наш отец.
Короткая дорога к станции шла через поле. Снег еще лежал в прогалинах между высокой прошлогодней травой и в посадках. Когда мы подошли к посадкам, брат вдруг вздрогнул и остановился, преградив мне дорогу рукой.
— Там — он указал рукой на посадки.
Я всматривалась пару секунд, а потом сказала:
— Пойдем.
Когда мы подошли к деревьям почти вплотную, я тоже увидела — движение.
— Пойдем назад? — спросил он.
— Это собаки... — сказала я.
Мы ни разу за все это время не видели собак, хотя наш шум, свет и тепло должны были их привлечь. Надо было, конечно, вернуться и пройти на станцию другим, длинным путем, через центральную улицу. Но мы были почти у цели.
Мы пересекли посадки и пошли вдоль путей.
— Посмотри — сказала я. Он кивнул.
Верхняя поверхность рельсов местами затягивалась ржавчиной. Ни одного поезда за всю зиму.
На станции не было никого. Рядом со зданием вокзала стояла брошенная девятка. Мы взломали вокзальную кассу. Снова чай, несколько засохших баранок и бинты.
В магазине оказалось почти пусто.
— Здесь кто-то был, уже после — сказала я.
Все прилавки были разворочены, упаковки из-под продуктов были разорваны и валялись на полу. То же самое — на складе магазина. Казалось, что их кто-то ел прямо на полу. Я снова подумала о собаках. В магазине мы нашли только мыло и шампунь.
Напоследок мы