Тридцать три. Часть 4

них проблемы. Их психика настроена так, что если одинокая, то значит — ущербная, если ущербная, значит никому не нужная, поэтому т одинокая. И так по кругу, до истерики. Надо отвлекать от, может не этих, так других, но похожих, мыслей. Поцеловав в шею, я прошёл к столику и подал ей рюмку.

— Может быть, прозвучит пошло, но я хочу выпить за любовь. Ведь где-то она есть? Пусть придёт и к тебе.

Она вяло улыбнулась и залпом выпила коньяк. А вот закусить ей пришлось моим поцелуем. Я поднял её на руки, удивительно лёгкую, и положил на тахту. Прилёг к ней, нежно обнял и поцеловал. Её, холодные поначалу, губы стали просыпаться, руки тоже ожили и начали бродить по моему телу. Член, как дрессированная собака, до этого послушно лежащий на боку, лёг на живот, на мой живот, и почуяв близкую добычу, не терпеливо дёргал головкой, подталкивая, лежащую на спине Тину в бок.

— Вернулся? — спросила она, не меня, обхватывая член тёплой ладошкой. — Вот и хорошо.

До этого я лишь изредка, как бы невзначай, касался её грудей, и даже не делал попыток гладить то, что ниже резинки, так и не снятых трусиков. Теперь же руки обрели законное основание ответить «ударом на удар» и нырнули под ненавистную резинку, к лобку. Лобок у неё был выдающийся, в буквальном смысле. Когда она стояла боком, лобок выпирал за линию бёдер сантиметра на три, а на ощупь, теперь я это знал, он был как беляш, большой и горячий, мять его, было одно удовольствие. Пока одна рука рыскала в трусах, другая просунулась под спину и, приподняв лёгкое тело, положила его на меня. Теперь дееспособными были обе руки, и дал им свободу. Наконец-то я мог потискать её обнаженную грудь, которой она, кажется, стеснялась. Нормальная грудь, размера, примерно, №3. Похоже, она рожала, и это совершенно, нормально, где ребёнок, я спрашивать не стал, мало ли какая, не дай бог, трагедия. Я с удовольствием целовал и сосал повисшие надо мной соски, а она, оперевшись на руки, водила ими вокруг моего рта, не давая поймать. Всё же мне удалось спустить её трусики, зацепить их пальцами ноги и стянуть совсем. Она прижалась лобком к члену и перекатывалась на нём с боку на бок. Не стриженые волосики щекотали мне живот и головку. Скорой ей это надоело и она, поставив член вертикально, сунула его в промежность. В этом «бермудском треугольнике» член тёрся о ляжки и половые губы. Лёжа на мне, она двигала попой вверх-вниз, стараясь вульвой обхватить ствол. Я чувствовал, что влага сделала ляжки скользкими. Мне было приятно, но не хватало тесноты, которую ощущаешь при погружении в вагину, и терпел, давая ей возможность, определять правила игры. Она их и определяла.

— Я обещала, что съем его? По-моему, время настало.

— А может быть сразу в клетку? — попытался возразить я.

— Будешь рыпаться, вообще отпущу восвояси. — парировала она.

—