взмахнула руками и, грациозно согнувшись, почти без брызг, вошла в воду. На этот раз она не сильно отрывалась от меня, до Ольги мы доплыли одновременно. Девочка плескалась на том же месте, где мы ее оставили.
— Чем вы там занимались? — спросила моя сводная тетя. — Целовались, наверно?
Мы с Дашей смутились.
— Ладно-ладно, не бойтесь, я никому не скажу.
Мы поплескались еще немного, потом я оставил девчонок одних, а сам пошел на берег сохнуть, переодеть мокрые плавки мне было не во что. Через полчаса вернулись мои русалки. Пляж был дикий, кабинок для переодевания нигде не наблюдалось. Оля надела сарафан, развязала тесемки верхней части купальника, сняла ее, приподняла подол и быстро стянула мокрые плавочки. Даша накинула на плечи знакомое мне полотенце, соединила кончики возле ключиц и сказала мне:
— Подержи.
Под полотенцем она сняла свои тесемочки, отжала их и снова надела. А я в это время смотрел в ее глаза, пытаясь понять, испытывает она ко мне что-то или нет. Лично меня она уже сводила с ума.
— Не бойся, сиденье не намокнет, — Даша смутилась и отвернулась.
— А я и так не боюсь, с чего там мокнуть-то! Можно было и не отжимать.
Мы стали взбираться к машине на пригорок. Даша впереди, за ней — моя тетушка, а я — замыкающий. На середине подъема я посмотрел наверх. Девочки уже стояли на уступе. Сарафан у Оли был коротенький, ветерок чуть приподнял его, и мне открылись все ее тайны. У моей тетушки тоже был бритый лобок. Оля опустила подол сарафана, а я уже поднялся наверх.
Шашлыки мой батя делает всегда замечательные. Как, впрочем, и плов, и разные другие деликатесы. Мы запивали их каберне, Дашин папа произносил какие-то замысловатые научно-разбойничьи тосты, в основном за прекрасных дам. Я пытался ухаживать за Дашей, подливал ей вина, рассказывал армейские байки. Она даже пару раз улыбнулась, отчего кровь начинала бурлить во мне. В полдесятого, после программы «Время», начался какой-то голливудский фильм, их тогда уже закупало наше телевидение, правда, не самого лучшего разряда. Меня сюжет не вдохновил, и, сославшись на усталость, я отправился спать в «охотничий домик».
С полчаса я провалялся с книжкой, но сосредоточиться на чтении не мог. Я все еще видел перед собой Дашины серо-голубые глаза, а еще то, что мне открылось, когда я в первый раз залез на крышу. Вдруг распахнулась дверь, и на пороге нарисовалась моя тетушка.
— А меня сюда спать выгнали, — заявила она. — Там я мешаюсь.
— Так на веранде еще диван есть.
— Ну и что, мне тут хочется.
Я сидел на узкой кушетке, другого спального места здесь не было. Как мы тут вдвоем поместимся? Мне что, на пол перебираться? Оля подошла ко мне ближе. Она была все в том же коротеньком сарафане, в котором ездила на пляж. Ее маленькая грудка, скрытая тоненьким ситцем, оказалась напротив моего лица. Я вспомнил, как ветерок приподнял подол этого сарафанчика там, на утесе. Бьюсь об