Пятница

с головы до ног, вернее до пояса, и ниспадающей параболой легла на стол, окропив большую часть закуски. Я стоял, с опорожнённой на три четверти бутылкой в руках, и не знал смеяться, глядя на пузырящуюся голову Веры, или плакать, взирая на жалкие остатки напитка.

— Я же его в морозилку положила! — возмущалась хозяйка.

— Хоть раз в жизни искупалась в шампанском! — весело провозгласила Вера.

— Не пропадать же добру! — вскочила с места Люба и начала слизывать капли с тела «бабки». К ней присоединилась Надя.

— Саша иди сюда. Тебе достанется самое вкусное. — указала она на гроздья капель на волосиках лобка блестящих в лучах заходящего солнца.

Долго меня уговаривать не пришлось и я, присев перед ней на колени, прошелся языком по лобку, слизывая капли, затем по щели вагины и углубил в неё кончик языка. Ноги её разошлись, давая мне полный доступ. Но стоило мне припасть к вульве губами она сжала ноги.

— Нет, не надо. — отстранила она мою голову.

— Ба! Ты чего? Он так классно целует! Я вон, почти сразу кончила.

— Не сейчас, ладно? — погладила она меня по голове.

— А там, — я кивнул на промежность Веры, — шампанское вкуснее! Но у нас еще и в бутылке немного осталось. Это для женщин, а себе я налью водочки. За нашу сладкую Веру!

Некоторое время ушло на перекладывание закуски по тарелкам и произношение хвалебных од повару, всё той же Вере.

Второй тост за главу семейства — Софью, как выяснилось, строгую, но справедливую. С последним я бы не согласился, но вслух возражать не стал, а поднялся и подойдя к этой распутной, но такой привлекательной даме, обнял её и страстно поцеловал в губы. Целовалась она также страстно и умело, как и делала минет.

— А вы, сударь, хам! Лезете с поцелуями к мало знакомой женщине! — и она отвесила мне шутливую пощечину. — Но спасибо, не каждый день меня целуют молодые мужчины. — Её рука прошлась по моим гениталиям. — Саша, налей еще по рюмашке.

Я забулькал в подставленные рюмки, но обошел рюмку Любы, и та ущипнула меня за ягодицу.

— Мам! Он мне не наливает!

— И правильно делает. — сказала Софья, — Водку тебе пить ещё рано. Если хочешь, возьми в холодильнике настойку.

Любу как ветром сдуло, но через пару минут она вернулась с пузатым, почти полным графином, и усевшись за стол плюхнула в фужер солидную порцию красного напитка. Клюква, догадался я по запаху.

Тем временем слово взяла Надя и рассказала какая у неё хорошая, но несчастная мать, которой, после изнасилования, пришлось одной растить и её и её дочку, потому что она, дура малолетняя, отдалась мальчику и родила в двенадцать лет. Да! Семейка. Выпили. Снова налили.

— Теперь я, я скажу? — Встала с полным бокалом в руке Люба. — Все вы мои самые любимые, самые хорошие. Я вас очень люблю и хочу, чтобы вы быль здоровы и счастливы. А ещё я хочу, чтобы к нам почаще приходили мужчины. Не