лучшие-то годы максимум рядом в лифте постоять помечтать мог, а уж, чтоб она ему член лизала? Да на коленях! Нееет. О таком только ночью, втайне от жены, в кулак.
За узел галстука схватился непроизвольно, самообладание потерял. Черные ржут. Девушка, закрыв глаза, механически обрабатывает кожух.
— Яйца полижи, сука!
На секунду, на секундочку, она дает эмоциям прорваться. Её рот кривится, брови сходятся. Замирает. Противно. Знаю, что противно. Но воспитание берет свое. Хорошо поломали. Наверняка.
Сначала неуверенно, борясь с омерзением (это же белое ничтожество!), она целует обвисшие яйца.
Мужик испускает стон наслаждения. Мигает часто. Рот полуоткрыт.
От поцелуев переходит к подсосам. Сначала одно, сбоку, поласкать во рту, поперекатывать. Потом второе. Своё дело знает. Без огня, как машина, но мятому костюму большего и не надо. Потом оба. С оттяжечкой.
Аж вперед загибаться стал. Не может уже. Не каждый день такой подарок. Пусть на улице, при всех. Унижение? Пфф, не смешите? Перед кем? Перед такими же опущенными? Черными? Привык уже. За такое сам ещё в ногах поваляться готов. Потом ещё и перед друзьями похвастается. Ещё и неграм отсосать попросит. Поблагодарить. Если они, конечно, опустятся до такого. Что вряд ли. Если умный, ограничится вылизыванием ботинок. А то оскорбятся ещё. Тут таких цыпочек нагибают, куда тебе хмырю!
— Оооох... ооо
Хрипит уже. Слюни распустил. Ничтожество.
Все мы ничтожества!
— Ооо... ааа...
Всё под гиканье и улюлюканье черных. Скачут вокруг. Празднуют.
— ... сделать всё возможное... приложить все мыслимые и немыслимые усилия... чтобы смыть пятно позора...
Да, мадам Президент. Делаем. Прикладываем. Всё, как Вы сказали.
— Аааа...
Задергался. Портфель на пол. Руки куда деть не знает. Девушку трогать нельзя. Белые — собственность чёрных. Руки прочь. Раскорячился. За лацканы уцепился. Пиджак бы не разорвал. Заыкал, закряхтел, напрягся, аж на носочки встал. Последнее протяжное иииии и...
Девушка отстраняется. На лице белесая жижа. Утирается. Омерзение.
Этот еле на ногах удержался. На полусогнутых трясется.
— Вооо! Вот это дело! Ну что, чмошник, понравилась соска?
— Да, сэр, да, да, спасибо Вам... гхм... большое... огромное спасибо...
Подобострастненько так, тонко. Раболепно. На коленки бухнулся и в ноги. Не совсем тупой, значит.
Негр лыбится. Не отпинывает. Развлекается.
— Соску благодари, урод.
— Да! Да, сэр, конечно! Спасибо... эээ, мисс... большое... эм... Вы были... это было... ахм... изумительно...
Девушка на него даже не смотрит. К белым можно выказывать презрение. С черными ради такой благодарности она бы сама из кожи вон вылезла.
— А тебе, хуесоска? Понравилось хуи белые лизать?
— Нет, сэр.
Твердо. Безапелляционно так. Сука.
А ты бы что сделал на её месте? Признался в любви к белым хуям и ненависти к чёрным? Акт нетерпимости бы закатил? Да, да, мечтай. Мечтать не вредно. Иногда. Тешь самолюбие. Уж какое осталось.
— Слыхали, нет? — к браткам своим.
— Не правится шмаре. А этот вот?
И членом своим огроменным прям в лицо. Девушка лицо не убирает. Вышколена. Наоборот. Тут же благодарно чуть не до половины заглатывает.
Хахахах. Гогочут. Да, белые шалавы. Что с них взять?
Сосет, аж причмокивает. Ручкой в колечках золотых