Тридцать три. Часть 23

что не хотела об этом вспоминать!

Да. На нас мужиков не угодишь. Лежит под тобой женщина, как бревно — плохо, извивается ужом — опять плохо. И всё-то подавай нам девственниц, да скромниц. А потом взваливаем на них все наши проблемы, а сами на диван к телевизору, с банкой пива. А вот лежит на мне девушка, не красавица, но куда более привлекательная, чем многие «куклы», и не проститутка, хоть и траханная — перетраханная, и была бы, возьми кто её в жены, преданной и в постели, и в жизни.

Так мы лежали, думая каждый о своём, когда в комнату шумно ввалил, явно поддатый, Макс.

— О! У нас новенькая? Это хорошо! У какая попка!

Макс подошел к нам похлопал Люду по заду.

— Ой! У тебя руки ледяные! — пискнула Люда, при этом, даже не пытаясь прикрыть свою наготу, или слезть с моего члена, который, кстати, её стараниями, начал приходить в себя, и уже не выскальзывал из неё.

— Какие мы нежные! Сейчас согреюсь. Выпить есть?

— Для тебя специально оставили. Люда позаботилась.

— Ой! Уже остыло, наверное, всё? — Люда вскочила, и начала хлопотать, ухаживая за Максом, ничуть не тревожась о своей наготе. Видимо, школа не прошла даром. — Да, отстань ты! Холодно ведь!

— А ты погрей. — Макс сунул обе свои руки между ног.

— Ой-ёй! На, выпей что ли! Ты что, без перчаток, что ли? Вон пальцы побелели! Во дурила! Саша, вставай! Похоже, он руки обморозил! Беги к Полине. Она знает, что делать!

— Да, нормально всё! Щас отогреюсь!

Я уже бежал по коридору, на ходу натягивая трико. Скатился вниз по лестнице.

— Полина! Где Полина!

— В дежурке. Но к ней сейчас нельзя.

— Мне можно!

Я толкнул дверь и чуть не свалил знакомый торшер. Полина, стояла оперевшись на диван с задранной юбкой и её пялил раком охранник со спущенными штанами.

— Поля, извини, что мешаю, но Макс, похоже, руки обморозил! Нужна твоя помощь.

Охранник, зло глянув на меня, спешно натягивал брюки, но ему мешали застрявшие на коленках трусы.

— Семён, да не суетись ты! Свои люди. Потом закончишь. Ладно?

В отличие от Семёна, Полина неспешно, одно за другим, натянула нижнее бельё, оправила юбку.

— Пойдём, только аптечку захвачу.

— Не ревнуешь?

— Да кто я, чтобы тебя ревновать. Ты женщина свободная. Хотя, если честно, что-то шевельнулось, эдакое попранное чувство собственника. Так скажем.

— Ага! Теперь понятно, почему мы вам бойкот объявили, когда Макс тех сосок привёл?

— Вспомнила? Злопамятная ты. Я ж тебя не упрекаю?

— Ещё не хватает!

Люда суетилась вокруг Макса, снимая с него верхнюю одежду и обувь.

— Ты бы хоть халат накинула — заметил я.

— Зачем? А? Ладно. Сейчас. — Люда ушла вешать куртку Макса.

Полина возилась с аптечкой и пальцами несчастного. Руки начали отходить, и Макс подвывал от боли. Чувствуя свою бесполезность в тесной комнате, где суетились женщины, я вышел и от безделья направился в буфет.

— Люся, привет. Пиво есть?

— Найду. Чего не заходишь? Не приглашаешь?

— Работы много. А