другую её ногу и стал рассматривать её сокровенные места. Сокровенные — полные скрытых сокровищ уста. Вот худенькие наружные губы их почти нет, так кожистые складочки, а вот и мои любимые лепесточки. Наверное, сколько женщин, столько и видов этих цветов. Если у одних — это скромные нежные бутоны с тонкими лепестками незабудок, то у других — яркая роза, у третьих — мясистые камнеломки, у четвёртых — пасть актинии, у пятых — петушиные гребешки, у шестых... а их миллионы.
Сейчас я смотрел и перебирал соцветия, нет не соцветия, листочки курчавой петрушки или, ещё вернее, коричневатого курчавого салата, только потолще и нежней. Его короткая бахрома окаймляла розовое преддверье с пупырышками разорванной плевы перед тёмным провалом вагины. Коротенький бугорок клитора, как пестик каллы взирал из своего укрытия на свои владения. Вид достойный, если не пера художника, то искусного фотографа, это точно.
А Людочка, там временем, не вникая в эстетические достоинства моего члена, самозабвенно пробовала его на вкус. Видимо он её вполне устраивал, потому, что бутон на моих глазах начал выделять нежно пахнущий нектар молодой девушки. Хватит эстетических впечатлений, пора заняться сексом. Мои губы, вызвав стон наслаждения, прильнули к цветку вожделения. Людочка оставила мой член в покое, не в силах совладать со стонами, не дающими ей даже прикрыть рот. Она уже находилась на пике, когда я, развернув её на себе, победно вошёл в неё, торжественно и плавно, до упора. И без того, её узкое влагалище, надрывно сжалось, ра-а-а-аз, вто-ро-ой, третий, всё. Я кончать не стал. Эрекция была, а вот оргазм ушёл гулять без меня, или я без него? Ладно. Я сделал, что обещал. Девушка лежала на мне, всё еще иногда вздрагивая от утихающих вихрей оргазма, и ёрзала на торчащем члене.
— Я вот так хочу, долго. И чтобы ты в меня кончил. Обязательно.
— Ты точно не залетишь? Мне это совершенно ни к чему.
— И я, и Полина, тебе же сказали, не бойся. И я себе не враг. Отдай мне себя. Я всё сделаю сама и мы оба будем довольны.
То, что она вытворяла дальше, я описать не могу, потому, что не понимаю, как и что она делала. Я могу описать, только самые грубые, самые поверхностные ощущения, которые скупо прозвучат как штампы: очень, великолепно, не забываемо. Да, это так, но как-то на октаву, или на две выше, там, где ты только догадываешься, что тебя окружает музыка, но ты уже ничего не слышишь, а просто купаешься в ней. Когда зазвучали финальные аккорды этой симфонии, было ощущение, что по каким-то каналам к мошонке потекла жидкость, как спирт с шампанским, и щекотит пузырьками и обжигает одновременно, которая переполнив яйца, рванулась по фаллосу наружу и хлестнула по дну её влагалища. Раз, два, и крик, и новые объятия члена, и три, и стон, и тело девушки обессилено рухнуло на моё, агонизирующее в бешеном оргазме.
Сколько мы пролежали, я не знаю, может час,