меня, опасного юношу, впредь отпускали к его любимым женщинам. Она не осмелилась обвинить меня в какой-либо непристойности, так как знала, что мое влияние перевесит ее, но один паж, присутствовавший при этом, впоследствии сказал мне, что она утверждала, что всякий раз, когда я приближаюсь к какой-либо из драгоценных питомиц Его Величества, у меня возникает ужасная эрекция.
Опытная женщина предупредила короля, что юноша, оказавшийся в таком затруднительном положении, не останавливается, чтобы взвесить все последствия своих поступков, и она опасается, как бы однажды моя похоть не привела меня к попытке изнасилования одной из ее подопечных или, во всяком случае, не заставила бы меня пойти на крайне неподобающие вольности. Король, совершенно потрясенный мыслью о том, что кто-то из обычных людей прикоснется или даже подумает о вторжении в святилища, предназначенные его королевскому члену, немедленно вызвал меня к себе и рассказал, в чем меня обвиняют. В любом другом случае я бы с негодованием запротестовал против подобных обвинений и бросил вызов коварной старой ведьме прямо в лицо. Но теперь, сознавая свою вину, я боялся, что любое расследование может привести к еще худшим результатам — это могло опорочить дам и, возможно, привести к моей собственной смерти.
Поэтому я почтительно ответил, что, как и все галантные молодые джентльмены, состоящие на службе у Его Величества, я люблю смотреть на красивых молодых леди, но слишком уважаю тех, кого приберегают для удовольствия Его Величества, чтобы позволить своим животным страстям взять надо мной верх. На это король с сомнением покачал головой и ответил, что, возможно, я говорю правду, но он боится, что не может мне доверять — искушение было слишком велико, и если я хочу иметь честь продолжать служить ему, он предлагал мне подвергнуться кастрации. На это я смиренно возразил, что я такой, каким меня хотел сделать мой Создатель, и как бы я ни желал и ни ценил честь продолжать королевскую службу, полагаю, что в моем возрасте кастрация может привести к смерти. И вот на это король очень рассердился и заявил, что теперь у него нет никаких сомнений в том, что подозрения насчет меня основаны на неоспоримых фактах. Поэтому, поскольку представлялось, что я недостоин чести продолжать службу, я должен был стать монахом и наслаждаться уединением в монастыре строгих правил.
Но в некоторых вещах капюшон будет даже посильнее короны, и у меня оказались ряд друзей в церкви, которые вмешались, поэтому меня поселили в монастырь чрезвычайно легкого устава, где было значительное число молодых монахов из хороших и благородных семей. От них я узнал, что монашеская жизнь имеет свои прелести и привилегии, как и любая другая жизнь, и, по сути, именно так я и стал монахом. Мне было довольно любопытно узнать, как случилось, что такой прекрасный, красивый, сильный человек выбрал линию жизни, для которой он, по-видимому, плохо подходил, — ему больше приличествовало место во главе отряда тяжелых драгун или роты королевских мушкетеров.