всхлип и обернулся, прежде чем осознал, что сотворил. Многие до него совершали эту ошибку, оборачиваясь в наказание соляными столбами или возвращаясь во тьму Тартара. Так и мужчина, не сдержав себя однажды — обрёк обоих.
— Тетя Рая, — грудным голосом окликнуло её его желание, — зачем же вы этой синтетикой пользуетесь?
Женщина всё понимала. Аура его томления окутала её с ног до головы и рвала сейчас в клочья все те хрупкие баррикады рассуждений, что возвела дама на пути своего желания.
— Ну, какая есть, — робко ответила она, — другой то нет.
— Моя лучше, попробуйте, — проговорил сосед, протягивая к вожделенной руку сжимавшую мыльную мочалку.
Шершавая материя коснулась спины Раисы в том месте, где кожа её покраснела от давешних усилий избежать неизбежного. Сейчас именно эта плетённая мочалка была последней линией между ними. Валера держал её на вытянутой руке и, едва касаясь, водил по плечам и спине, и по шее Раисы, надеясь усмирить этими мнимыми ласками себя, но всё было тщетно. Разум сам обманул себя.
В какой-то момент мужчина решил, что на мочалке не хватает мыла и подняв со скамейки голубой брусок, подошел к женщине почти вплотную.
Дама чувствовала спиной тепло его тела, ощущала удары его сердца и пульсацию бурлящей в венах крови, такой же разгорячённой как та, что неслась внутри неё самой. Прохлада мыльного кубика скользнувшая по её спине ничуть не отрезвила, а последовавшее за ней касание широкой ладони, сжало трепещущую душу в самом центре груди. Его движения были нежными и лёгкими, размазывая мыло, он больше гладил её, чем мыл.
Руки оглаживали плечи, то принимаясь массировать, то вновь возвращаясь к скольжению. Робко, они начали опускаться по спине, но затем вновь вернулись назад. Повторяя это движение, казалось, до бесконечности, они всё же добрались до талии и большие пальцы Валеры попали во впадинку посреди спины. Гладя её он приблизился настолько, что между соседями оставались лишь какие-то миллиметры воздуха, наэлектризовавшегося до предела.
Раиса млела от каждого движения мужчины и готова была в этот миг продать собственную душу, лишь бы он не останавливался. Но другое желание так же снедало её. Боясь признаться себе в этом, дама молил, чтобы Валера овладел ею. Изнывая под ласками его рук, она едва не начала мурлыкать, как вдруг горячие ладони на секунду замерли на её талии, а затем быстро взметнулись вверх, подныривая под безвольно опущенные руки, и сомкнулись на небольших конусах грудей, увенчанных томящимися без внимания сосцами.
Женщина охнула, когда огрубевшая от работы кожа прошла по каменным от возбуждения, налитым вишенкам и утробно застонала, стоило ладоням соседа вдавить их в мякоть вздымаемых дыханием полуовалов, сжав их. Секунда стала вечностью в этот миг, тот самый, соединивший их разумы мостом властной и самобытной страсти, которой неведомы такие глупости, как измышлённые приличия и омертвляющие истину правила.
Валера примкнул к желанной женщине и та качнулась ему навстречу, силясь слиться с ним воедино. Его грудь соединилась с её лопатками, будто