Разоблачение 6 лет спустя

жена немного напилась, отвел ее в тихий номер и воспользовался ею.

Это все еще оставляет меня наедине с одним ужасным вопросом. Почему моя жена, моя дорогая, моя родственная душа позволила ему сделать это с ней? Как она могла опуститься на колени в своем проклятом свадебном белье, не меньше, и сосать член другого мужчины, пока ее муж спал в нескольких дверях от нее?

Я пролистываю следующие несколько изображений, заставляя себя продолжать, чтобы добраться до конца потока. Моя жена страстно пожирает член ртом, все время глядя прямо в камеру. Прямо мне в глаза. Иногда ствол полностью погружается в ее рот, и ее глаза слезятся от усилий, чтобы удерживать его на месте. Иногда она пускает слюни на кончик, ее губы и подбородок блестят от слюны в свете камеры. На одной или двух фотографиях она с энтузиазмом сосет его полные, тяжелые яйца, его длина накрывает ее лицо, как вуаль, которую я приподнял, чтобы поцеловать ее в тот день.

Когда я смотрю на эти фотографии, мне до ужаса, до боли очевидны две вещи.

Во-первых, Юля сама реально получает наслаждение. По ходу съемок пьяный взгляд в ее глазах превращается в тотальную эротическую радость. Она не просто сосет член этого мужчины. Она занимается с ним любовью своим ртом. Она так же любит камеру, всегда фокусируя взгляд прямо в объектив, когда не концентрируется на том, чтобы сосать ему.

Второе, что мне становится очевидным, это то, что причиняет гораздо больше боли, чем блестящие глаза моей жены, ее удовлетворенная улыбка или очевидное удовольствие. Дело в том, что член, погруженный в ее горло, или скользящий по ее лицу, или нежно лежащий на ее желающем языке — намного больше моего.

Ревность поднимается в моем мозгу, как создание, пробуждающееся из глубины пучины. Мужское бессилие наводняет мое тело, эту конкурентную, первобытную часть моего мозга, кричащую о справедливости. Он не просто осквернил мою невесту. Он заставил ее наслаждаться осквернением. Он заставил ее раздеться, встать на колени и сосать его огромный, толстый член, и он сфотографировал ее улыбающееся лицо, пока она все это делала.

Внутри меня вспыхивает огонь, и я наконец-то чувствую, как что-то шевелится, какое-то ошеломляющее чувство пронзает облако сырой, оцепенелой боли. Гнев. На него. На нее. На себя.

На него за то, что у него такой большой член и за то, что он дал его моей жене.

На нее за то, что она так явно обрадовалась такому подарку.

На себя за то, что напился и не смог предотвратить эту ужасную сцену.

Следующие несколько фотографий отличаются. Сцена переместилась на гостиничную кровать. Моя жена сидит на кровати, широко раздвинув ноги, ее блестящие, только что вощеные, розовые и пухлые половые губы полностью представлены на камеру. Она смеется над чем-то, над какой-то шуткой, рассказанной до того, как щелкнул затвор. Затем она лежит на кровати, ноги все еще раздвинуты, камера приближается, мужчина стоит над ней, тень его члена падает на ее