Летняя практика

то интересное. Из такого оцепененного состояния я выводил ее только взяв в рот торчащий сосок или неожиданно (для нее) впрыскивая сперму в розовую тесноту. После чего она обиженно поджимала губки, бросая на меня быстрый укорительный взгляд и доводила себя рукой, ловя свой фонтан удовольствия, который так внимательно ждала.

Перед сном она вставала прикрыть окно, и проходя мимо я всегда обнимал ее длинные ноги, прижавшись лицом целовал ее воздушный шарик, пробовал мять его как тесто и раздвигая ягодицы, разглядывал как редкую вещь. От чего она довольно улыбалась, а потом устав просила. «Ну, хватит. Пусти уже. «И если жажда снова накатывала мне в ствол, я шел за ней следом и прижимая к стене у окна доводил до исступления.

Временами я совсем терял голову пытаясь сношать ее до бесконечности за ночь, не понимая поначалу, почему я не могу снова кончить. В такие моменты я с какой то бешенной злостью долбил ее, как будто виноватую. Отдыхая в небольших паузах, а потом вновь принимался плющить Елену об койку. И в тоже время жалобно вопросил: «Почему ты не хочешь подарить мне ну хоть еще один миг блаженства?» В конце концов, крепко сжимая ее обеими руками за грудь и вымучивая остатки я падал рядом весь в поту, выбившийся из сил. И ничего больше не мог делать.

Позднее мы решили не увеличивать количество половых актов. Но иногда я не мог отказать себе в небольшом марафоне. Мне нравилось выжимать из себя и из нее последние соки. В такие минуты она тщательно следила за моими судорогами, подаваясь навстречу и помогая взрываться, довольно осознавая, как ее безумно хотят.

Через месяц я стал холодней. Елена Александровна потребовала объяснений. Я сослался на болезнь, но она стала недовольна и подозрительно заглядывала мне в глаза. Залезала сверху и дергалась, пытаясь оседлать или ложилась на постель передо мной, выгибала спину и раскинув ноги приглашала любить ее и все ее великолепное тело. Медовый месяц страсти прошел. Пришло время обыкновенной случайной связи.

Наступил август.

В одно прекрасное утро ей позвонил Рязанов, что скоро приедет. Елена Александровна казалась очень обрадованной и веселой. Я, признаться, струсил. А вдруг она в порыве признается мужу? Я намекнул ей об этом. Она весело расхохоталась и шепнула:

— Глупый! Разве я отпущу тебя? — и прибавила: — мы будем опять кататься верхом!

Рязанов приехал, веселый и довольный; в последнее время Рязанова часто звонила ему и звала его приехать. В течение месяца, который пробыл Рязанов в деревне, он был постоянно весел и счастлив. Елена Александровна как будто изменилась: не капризничала, не делала мужу сцен и даже позволила ему спать в спальне. Он благодарил меня за занятия с сыном и был предупредителен со мной.

После обеда он нередко просил меня ехать кататься с его женой и часто делал замечания Елене Александровне за то, что та недостаточно со мной любезна... Но чем сильнее она притесняла меня перед людьми,